Игорь Рабинер - Герои не нашего времени. Харламов, Тарасов, Яшин, Бесков в рассказах родных, друзей и учеников

При всех непростых отношениях, которые были у меня с Бесковым, невозможно не признать, что он и Крутиков как тренеры — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Константин Иванович с первых дней в первой лиге начал показывать нам фотографии киевского «Динамо» — и говорил: «Вот к кому стремиться надо!»

Симонян же всегда признавал главенство в «Спартаке» Николая Петровича. В отличие от Бескова. Который полагал, что это он вернул Старостина в «Спартак» — и уже хотя бы поэтому имеет право быть с ним как минимум на равных.

Старостин всегда воспитывал в нас людей со своим мнением, которое мы свободно могли выразить. Из-за этого наши отношения с Бесковым были испорчены еще задолго до его прихода в «Спартак». В 74-м Бесков возглавлял первую сборную. В начале года играли в Одессе с чехами и уступили. Вечером Константин Иванович подошел к компании игроков, среди которых был и я. Мы что-то обсуждали, смеялись, а он сказал: «Смеетесь? Народ сегодня переживал, а вы за страну не переживаете, поэтому и проиграли».

Я ответил: «Почему это — «вы проиграли»? Это мы все проиграли — вы как тренер, а мы как игроки». После чего услышал, что как футболист деградирую на протяжении последних двух-трех лет. Всю ночь мучился, а утром меня пришел будить Алексей Парамонов. Мы улетали в Киев на игру «Динамо» — «Спартак», и я сказал ему, что не хочу больше играть за сборную. Тот говорит: «Да успокойся ты!»

Затем Парамонов пошел докладывать, что всех разбудил, и вернулся ко мне возбужденный: «Он на меня наорал! Больше с ним работать не буду!» Я встал, пошел к Бескову и сказал, чтобы в команду меня больше не вызывали. Понимая, что за это придется отвечать, добавил «страховочную» фразу: «Считаю, что недостоин сейчас играть в сборной». Он ответил, что наши с ним мнения совпали.

Еду в Киев. На следующий день туда прилетает «Спартак», и Старостин спрашивает, что я натворил. — «В каком смысле?» Выясняется, что Бесков сказал в ЦК партии, что Ловчев отказался защищать честь страны на международной арене.

Больше в этом году меня не вызывали — благо, матчи были только товарищеские. Но я здорово отпахал в тот сезон, перешел в полузащиту, мы заняли второе место после Киева. В конце года должен был состояться единственный официальный матч в Ирландии, и я был уверен, что буду вызван. Однако прежде пригласили в Спорткомитет. Старостин пошел со мной и говорил: «Только молчи».

Для начала Бесков начал все в мой адрес высказывать. Я хотел ответить, но Старостин не позволил. И в сборную таки вызвали. Ребята в пику Бескову выбрали меня комсоргом. Мы проиграли — 0:3, Константина Ивановича, убрав из первой сборной, которую сделали «киевской», перевели в олимпийскую. И он пригласил меня на разговор. Сидели в креслах, пили кофе.

«Создают олимпийскую сборную на базе «Спартака», — сказал он. — Ты — один ветеран. Помоги мне собрать команду. И скажи, на какой позиции хочешь играть».

Я обещал помочь, насколько смогу. Сказал, что команда у нас по составу слабовата, но духом мы сильны. «Добавим, кого нужно», — ответил Бесков. Это был нормальный разговор нормальных людей, и такие беседы окрыляют. А что касается позиции, то я уже в силу опыта прекрасно чувствовал себя в роли центрального полузащитника, держал все в своих руках. О чем и сказал тренеру.

В первой же контрольной игре в Сочи против «Днепра» на четвертой минуте забиваю гол, но в этот момент мне шипами разрезают колено — чуть ли не без наркоза мениск вырезали. Десять дней лежал. А когда встал, мы сразу поехали за границу, и Бесков вдруг ультимативно заявил: «Или выйдешь защитником, или вообще играть не будешь!» Когда летели обратно, я в самолете подошел к Старостину и сказал, что больше не играю в футбол. Потому что хочу зависеть от футбола, а не «от этого самодура, который…» После чего не поехал на сборы даже со «Спартаком».

Приехал Старостин, вызвали меня в Спорткомитет, долго разговаривали и уговаривали. Тем более что и первая сборная во главе с Лобановским на меня рассчитывала. В футбол я, конечно, вернулся, но каким после этого было мое отношение к Бескову, догадаться нетрудно.

По ходу 77-го я все время чувствовал, что Бесков меня потихонечку выталкивает из «Спартака». Даже из первой лиги Симонян вызывал меня в сборную на отборочные игры ЧМ-78. И после апрельского матча в Венгрии я прибыл в Москву с полной уверенностью, что тут же надо лететь на игру «Спартака» в Ашхабад. Оказывается — не надо. Потом уже администратор рассказал, что Бесков запретил брать мне билет. Стало ясно, что он просто изолирует меня от команды.

18 мая — ответный матч с теми же венграми в Тбилиси. Перед вылетом говорю Николаю Петровичу, что обязательно полечу в Свердловск на матч «Уралмаш» — «Спартак». Прилетаю в Домодедово, сразу иду в кассу, беру билет — и перезваниваю Старостину, что все в порядке, завтра буду играть.

Я же оставался безумным патриотом «Спартака» и хотел быть на поле все время, поскольку нам надо было вернуться в высшую лигу! Газетные заголовки вроде «На наших глазах умирает «Спартак» рвали мне душу. Меня еще в 75-м Лобановский в Киев звал. Но я отказался.

В Свердловск было два рейса — в 10.00 и 10.10. Я перепутал, не обратив внимания, что «мой» рейс летит с посадкой в Кирове. В итоге прилетел за полчаса до игры. Выскакиваю — стоит одно такси, причем полное. Говорю, что я — футболист «Спартака», и прошу довезти до стадиона. Таксист отвечает, что люди едут на похороны, но если согласятся взять меня четвертым за заднее сиденье и в тесноте доехать до стадиона, то он не против. Взяли.

Приехал уже по ходу первого тайма. А у меня нет ни билета участника — ничего! Подбегаю к контролеру, представляюсь, меня впускают. Нахожу Старостина и администратора, открывают раздевалку, я мигом переодеваюсь и минуте к 35-й бегу по кругу к скамейке запасных. Народ узнает, начинается шум, овации. Я подбегаю и спрашиваю Константина Ивановича, кого мне менять. Тот пребывает в растерянности, потом указывает на кого-то: «Вот его».

Подхожу к боковому судье, а он говорит: «Не могу выпустить. Тебя в протоколе нет». Как?! Я же звонил и говорил, что буду. Вчера за сборную играл, через полстраны летел… «Ищи инспектора матча». За три минуты до конца первого тайма по стадиону объявляют, что инспектора просят зайти туда-то. Он приходит и говорит, что ничего уже не может сделать.

Так и не пустили. Я был как обос…нный. Переоделся, обиженный до безобразия. Игра заканчивается, кажется, нашим поражением — 1:2. Тягостная обстановка. Заходим в гостиницу, все берут свои ключи и расходятся по номерам. Проходит полчаса, а я со своими шмотками сижу внизу и даже не знаю, кто в каком номере. Никто меня и не думает селить! То есть просто показывают: «Иди на фиг!» Слава богу, в какой-то момент выходит Николай Петрович и с удивлением спрашивает, что это я тут сижу. Он меня в итоге и разместил, но угнетенность была страшная.