Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

— Есть ли у братьев еще вопросы к Р.Б.?

Ответило молчание.

— Вопросов нет, — проговорил М.С., — и я, как досточтимый мастер ложи «Свободная Россия» «Великого Востока Франции» объявляю, что Р. Б. Гуль принят в нашу ложу вольных каменщиков как брат, в градусе ученика. Брат Гершун, развяжите глаза брату Р. Б. Гулю.

Ко мне кто-то подошел. Это был Б. Л. Гершун. Развязал на затылке спавший с лица черный платок, и я увидел в ярко освещенной комнате человек двадцать-тридцать членов ложи. В центре на каком-то возвышении (вроде кафедры) сидел досточтимый мастер ложи М. С. Маргулиес, на груди у него (через плечо) была красная, шитая золотом лента. А когда он встал, я увидел на нем такой же красный, шитый золотом передник. На некоторых братьях были такие же красные ленты через плечо и передники. Но их было немного. Большинство были в голубых лентах и голубых передниках, какие мне показывал Б. И. Николаевский. Позднее я узнал, что есть голубое масонство — до третьего градуса мастера (ученик, подмастерье, мастер). И — красное масонство (с третьего градуса и выше до тридцать третьего). Ко мне подошел Б. Л. Гершун, привязал мне маленький кожаный передник (и никакой ленты), которые носят «ученики», масоны первого градуса.

Мое «посвящение» таким образом и окончилось. И все мы пошли в другую комнату разделить братскую «агапу», то есть братскую трапезу, застолье. Тут уж все братья сняли ленты и передники и уселись за сервированный длинный стол. И за едой (хорошей) начался самый непринужденный, обычный разговор. И это было приятное общество культурных, интеллигентных людей.

За столом я оказался с интересными людьми. Против меня сидел Александр Иванович Хатисов, справа и слева от него К. К. Парчевский и М. Е. Фридиев. А. И. Хатисов — лет шестьдесят с лишним, но сильный, крепко сложенный, с лысым черепом, по виду деловой, волевой, замкнутый, неразговорчивый, был «братом оратором» ложи. Позднее я слышал его выступления — всегда без всяких «цветов красноречия», но умные, свободные, как у человека, привыкшего к публичным выступлениям. До революции Хатисов был городским головой Тифлиса, что, как говорил Маргулиес, требовало в работе большого такта и дипломатических способностей, ибо большинство населения Тифлиса — грузины, а Хатисов армянин, хотя по типу ничего армянского в нем не было. Пост городского головы он занимал долго и успешно. На Кавказе, как рассказывал Маргулиес, Хатисов сблизился с великим князем Николаем Николаевичем и был главным воротилой в подготовке дворцового переворота, целью которого была замена на троне слабовольного Николая II волевым Николаем Николаевичем. Вспыхнувшая революция смела все эти «подготовки». Маргулиес говорил, что у Хатисова есть воспоминания. Они никогда не были напечатаны. А жаль. Это, вероятно, был исторически ценный документ человека, много и многих знавшего.

Сидевшие рядом со мной Сергей Александрович Будаговский и Владимир Владимирович Толли оба были прекрасными людьми. Бывает так, вы встречаете человека и с первых же слов чувствуете, что он прямодушен и «чист душой». Вот таким чистым был Сергей Александрович. Образованный, начитанный, он окончил в Париже Сорбонну. По специальности — экономист, хорошо был устроен в каком-то большом французском предприятии. В ложе он был «брат секретарь». Мы с ним были в самых хороших отношениях. И я истинно грустил, когда после победной для союзников войны, в угаре охватившего парижскую русскую эмиграцию «патриотизма», С.А. в числе этих «угоревших», обманутых кагебешной политикой Сталина, вернулся в СССР. Сколько мы с ним спорили! Как я его убеждал не делать этого рокового шага! Но С. А. твердил одно: коммунизм исторически изжит, национальная Россия проснулась и наше место там. Прямодушие, честность с собой, любовь к России толкнули его… в СССР, думаю, прямиком на Архипелаг ГУЛАГ.

Такова ж была судьба и Вл. Вл. Толли. Выдающийся инженер, прекрасно устроенный во Франции, после войны и он (как С.А.) поддался «угару патриотизма». И тоже сделал непоправимый шаг — уехал в «возрождающуюся национальную Россию», которая обернулась ему Архипелагом ГУЛАГ.

Сидевший рядом с Хатисовым Михаил Евгеньевич Фридиев был другого сорта человек, непохожий на Будаговского и Толли. Умный, образованный пражанин (откуда он приехал в Париж), он был человеком не без хитринки, но вполне добропорядочным. В Праге он примыкал к группе «Крестьянская Россия», лидером которой был Сергей Сергеевич Маслов, человек деловой и боевого темперамента. Маслов издавал бескомпромиссно антикоммунистическую «Крестьянскую Россию», журнал, который проникал и в СССР и, естественно, стоял большевикам поперек горла. Недаром по занятии Праги красными СМЕРШ мгновенно схватил Маслова и убил. Один раз при приезде Маслова в Париж Фридиев сказал, что С.С. хочет со мной познакомиться. И они были у нас. Причем (почему-то помню) за чаем Сергей Сергеевич очень хвалил сваренное Олечкой варенье из райских яблочков и с удовольствием пил с ним чай.

Другим соседом Хатисова на «агапе» был человек совсем другого сорта, чем Будаговский, Толли, Фридиев. Это был Константин Константинович Парчевский. По образованию юрист, талантливый журналист, сотрудник «Последних новостей», невысокий, невыразительной наружности, причем вечно с потными руками, будто он их только-только опустил в воду. При знакомстве с Парчевским меня сразу в нем что-то оттолкнуло. Это почти всегда бывает: либо интуитивное притяжение к человеку, либо отталкивание, иногда бывает, конечно, и безразличие.

Старый, многоопытный чекист Кирилл Хенкин написал книгу «Охотник вверх ногами», книгу двухлицевую (непонятно, «куда автор смотрит», «для кого пишет»: для нас или для них?). По-моему, его все-таки больше клонит к востоку. Тем не менее Хенкин пишет много верного, например о «третьей эмиграции» и как ее фильтруют при выезде, и о том, что эмиграция всегда была (и есть!) для КГБ большой резервуар стукачей, агентов и даже убийц. Эфрон, Скоблин, Третьяков, Плевицкая, неизвестный убийца Навашина среди бела дня в Париже, убийца сына Троцкого, Льва Седова, спокойно проживающий в США, и даже, кажется, «в чине» профессора, таинственное «самоубийство» беглого резидента НКВД В. Кривицкого в Вашингтоне. Да и о Горгулове в Париже упорно говорили, что руку параноика подтолкнули его «просоветские друзья». И с внутренним криком «фиалка победит машину!» Горгулов убил президента Франции Поля Думера. Лозунг Торгу лова о «фиалке и машине» я беру из его книги «Тайна жизни скифов». Проза и стихи… «Фиалка», по Горгулову, это, оказывается, Россия, а «машина» — это «гнилой Запад». И эта самая «фиалка», по Горгулову, должна победить «машину». Помню, какую злорадно-подлую статью о «горгуловшине» напечатал в «Известиях» пресловутый Илья Эренбург, утверждая, что вся русская эмиграция это и есть «горгуловщина». Впрочем, в «Известиях» же Эренбург напечатал роскошную статью о Сталине — «Наш рулевой». В это время Эренбург ВСЕ УЖЕ МОГ. Даже мог выйти из членов «Антифашистского еврейского комитета» за некоторое время до ареста и расстрела его членов.