Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Но кончились «Скифы» очень быстро, по-скифски: деньги все пропустили {13} 13 Спустя десятки лет тайна «больших денег» «Скифов» выясняется. В заметке о Е. Г. Лундберге (КЛЭ. Т.4. С. 453) сказано: «Изд-во „Скифы“ — берлинский отдел Госиздата и Гостехизата». Так вот в чем дело! Стало быть деньги-то дала Москва. Но на свободе «скифы» начали «резвиться», издавая не «гостехиздат», а, например, полное собрание сочинений Льва Шестова, писания которого (так же как и Вл. Соловьева и Льва Толстого) были уже Надеждой Крупской изъяты из библиотек. Естественно, что деньги из Москвы прекратились и «Скифы» кончились, на прощанье издав ценную книгу о начальном ленинском терроре — «Кремль за решеткой». Из «скифов» только Лундберг вернулся в СССР в 1924 г. Был ли он «репрессирован», не знаю, думаю, что да, ибо его имя появилось в совпечати только в 1945–1946 гг., причем он писал исключительно о литературе «нацменов». , Шрейдер (как я сказал) застрелился, Лундберг возвратился, а Штейнберг уехал в Америку. Выпущенные Штейнбергом мемуары для политического деятеля странно несерьезны, но для левых ср., пожалуй, характерны. Вспоминая октябрьский переворот, Штейнберг пишет: «Тайной политической целью Ленина всегда была диктатура большевицкой партии, и ею никогда не был объединенный фронт». Зачем же тогда было идти с Лениным в коалицию, превратясь в «наркомюста»?! «Надо сказать прямо, — пишет Штейнберг, — мы не сделали всего, что от нас зависело <���…> Мы слишком часто во имя политических или общереволюционных задач (или согласия с большевиками, или престижа власти) отмалчивались, бездействовали. Софистикой „интересов революции“, как тактическим плащом, мы накрывали больно задевавшие нас вопросы революционной этики и высшей целесообразности…» И объясняет все это Штейнберг для политического деятеля неподходяще: «Мы действительно жили в мире экзальтации». Он приводит даже фразу из своего выступления 31 января 1918 года; «Своей моральной непорочностью революция может взять штурмом весь мир!» Это, конечно, «экзальтация», даже больше чем…

Когда-то Ленин (не без издевки, по-моему) говорил о левых эсерах, что они поддержали октябрьский переворот, войдя в Совнарком, «чтобы не войти в историю дураками». Но судьбе было угодно показать как раз обратное. Левые эсеры вошли в историю самыми большими дураками. Ленин накоротке использовал их, а потом главных (да и неглавных) перестрелял почти всех. И партия левых эсеров приказала долго жить, оставив по себе только странное воспоминание о том, что такое «революционная экзальтация».

Других «партийных» издательств в Берлине не было. Меньшевики издавались в разных издательствах. Только группа правых меньшевиков (потресовцев, плехановцев), издававшая журнал «Заря», выпустила книгу Г. В. Плеханова «Год на родине» (собрание его статей против Ленина из газеты «Единство», 1917).

С «лица необщим выраженьем» были некоторые правые издательства: «Медный всадник», издательство О. Дьяковой, издательство Сияльского. «Медным всадником» руководил Сергей Алексеевич Соколов (Кречетов), в былом второстепенный поэт-символист, в мировую войну офицер, попавший в немецкий плен и сидевший в офицерском лагере вместе с Тухачевским. Когда я писал свою книгу о Тухачевском, я воспользовался тем, что рассказал мне С.А. о Тухачевском в плену. С.А. я встречал у Владимира Пименовича Крымова (писателя, богатого человека, большого дельца), о нем будет особая речь. В «Медном всаднике» генерал П. Н. Врангель издал свои «Записки» (1916–1920). При участии П. Н. Врангеля, герцога Г. Н. Лейхтенбергского и кн. А. П. Ливена здесь издавались исторически ценные сборники воспоминаний под названием «Белое дело».

Издавал тут свою беллетристику бывший донской атаман генерал П. Н. Краснов, хотя свой эмигрантский бестселлер — трилогию «От двуглавого орла к красному знамени» — он выпустил в издательстве О. Дьяковой. Впрочем, П. Н. Краснов был плодовитейший писатель, за рубежом он выпустил около тридцати книг, так что не обижал ни «Медный всадник», ни Сияльского, ни Дьякову. Писал атаман размашисто и по старинке, но было бы неверно сказать, что его книги совсем не литература. Нет, П. Н. Краснов умел и мог прекрасно писать, но только о том, что он знал. Все его военные картины (бои, парады, военная жизнь) всегда ярки, свежи, живы и, конечно, с большим знанием дела. До сих пор помню его чудесную статью «Казачья лава» в каком-то военном журнале. Но когда П. Н. Краснов в своей трилогии писал о «мировом масонском заговоре» и выводил эмигранта Ленина-Ульянова под фамилией Бурьянова, это было плоховато.

Вспоминаю, зашел я как-то в «Петрополис». Петрополитяне — Я. Н. Блох и А. С. Каган — в веселом настроении. И Яков Ноевич говорит: «Жаль, что вы не застали, только сейчас тут был Анатолий Мариенгоф {14} 14 А. Мариенгоф издал в 1920-х годах в «Петрополисе» свой «Роман без вранья». Чтоб закрепить авторские права, многие советские писатели издавали тогда свои книги сначала за границей. В «Петрополисе» издавались: Пильняк, Федин, Никитин, Всев. Иванов, Слонимский, Мариенгоф и др. и говорил, что прочел здесь Краснова „От двуглавого орла к красному знамени“ запоем. С большим интересом, говорит, читал. Мы ему сначала не поверили. Но он вполне серьезно сказал, что считает эту трилогию очень интересной. Я ведь, говорит, как Вольтер, из всех книг не люблю только скучные. Я его спросил, пошла ли бы трилогия Краснова в Советской России, если б ее выпустили? А он, смеясь, отвечает: покупали бы, как французские булки!»

Кстати, Мариенгофа я знавал по Пензе. Он учился в Третьей гимназии (весьма неважной), а я в Первой. Щеголял он по Московской улице в черной форме с красными петлицами, это была форма какого-то среднего учебного заведения в Нижнем Новгороде, откуда он приехал. Дружил он в Пензе с семьей с.д. — меньшевика В. Г. Громана, работавшего статистиком в Пензенском губернском земстве. Конечно, в те до-потопные времена (потоп начался с революции) никто и не знал о каком-то Ленине, каких-то большевиках, меньшевиках. После революции выяснилось, что Громан был лично близок к Ленину. Одно время играл, как экономист, большую роль в ВСНХ. Потом его зверски убил Сталин. Думаю, что погиб и его сын (Сергей, кажется), с которым дружил А. Мариенгоф.

Подлинным художником слова из «правых» зарубежных писателей, издававшихся в «Медном всаднике», был, конечно, Иван Созонтович Лукаш. К сожалению, недооцененный в эмиграции. Думаю, именно потому, что всегда ходил «в правых». Но, на мой взгляд, под некоторыми его вещами вполне могли бы стоять подписи и Ив. Бунина, и А. Толстого. Из книг Лукаша наиболее известны — «Голое поле» (о Галлиполи), «Дворцовые гренадеры», «Бедная любовь Мусоргского». Всего Лукаш издал книг двенадцать. Многое осталось в журналах.