Роман Гуль - Я унес Россию. Апология русской эмиграции

Мило, мастерски сделаны многие агнивцевские шутки, ну хотя бы:

Все это — «легкости». Но свои отдельные строки Агнивцев мог бы с чистой совестью подарить и Есенину, и даже Блоку. Хотя бы эту: «Ведь это юность из тумана мне машет белым рукавом!».

Театр Агнивцева «Ванька-Встанька» просуществовал недолго. В нем (как и в «Синей птице») давались разные интересные, талантливые безделки — «Русь эмигрантская», «В старой Москве», «Хоровод виз», «Бродячие комедианты». Некоторые постановки ставил известный актер МХТ Р. Болеславский. Музыкой ведал Г. Фистулари. Художественной частью — художник из МХТ А. Андреев. А постановка «Санкт-Петербург» шла наполненная стихами Агнивцева:

«Ванька-Встанька» пользовался успехом. Но в Агнивцеве, сильно пившем, видимо, была какая-то неуравновешенность: в 1923 году он вернулся в РСФСР. Может быть, даже по пьяному делу, Бог его знает. Там у него сначала будто что-то пошло, выпустил более-менее «соответственный» сборник стихов — «От пудры до грузовика», в издательстве «Радуга» выпустил две книжки «для юношества», стал сотрудником «Крокодила». Но вскоре власти поняли, что этот Божьей милостью богемьен — не подходящ. Из «Крокодила» его ушли. Двери издательств для него закрылись. Агнивцев опустился. Сидел в дешевых пивных, где за бутылку пива писал стихотворения, ноги были обуты в калоши, обмотанные веревками. И под конец умер, как босяк, — как говорится, «под забором». Но «забор» был не чужой, не бусурманский, конечно, а свой, расейский «забор», под ним, говорят, и умирать гораздо приятнее.

Из драматических театральных постановок в Берлине были выступления так называемой «пражской группы» артистов МХТ, не возвратившихся в РСФСР, оставшихся за границей. Среди них — гениальный Михаил Чехов, Варвара и Лев Булгаковы, чудесный Николай Колин, Вера Греч и Павлов, Массалитинов, Вырубов, Егорова, Краснопольская, Вера Соловьева, М. Н. Германова, М. А. Крыжановская; прославившаяся в «Хозяйке гостиницы» Гольдони Ольга Гзовская и ее муж В. Гайдаров; выступали и другие известные в России актеры — Степан Кузнецов, А. И. Долинов, бывший режиссер и актер Александрийского. Ненадолго задержались в Берлине известные театральные режиссеры Н. Н. Евреинов и А. А. Санин, первый стал работать в Париже, второй — в Италии, там же, в Италии, успешно работал как режиссер актер МХТ Шаров. Мое перечисление актеров-эмигрантов, разумеется, не полное. Перечисляю, кого помню.

Теперь несколько слов о музыке в русском Берлине, Она была на большой высоте. Здесь были известные композиторы — Николай Карлович Метнер, Александр Константинович Глазунов, Александр Тихонович Гречанинов, дирижеры — Э. Купер, Ю. Померанцев, В. Бердяев, О. Заславский, наезжал Сергей Кусевицкий, позднее «завоевавший» Америку; из пианистов концертировали — А. К. Боровский, А. И. Зилоти, Орлов, Крейцер, Арсеньев; из скрипачей — известная Цецилия Ганзен с пианистом профессором Борисом Захаровым, Лея Любошиц; виолончелисты — профессор Е. Я. Белоусов, профессор Н. Граудан, Рая Гарбузова, Григ. Пятигорский. Ненадолго в Берлине были пианисты Вл. Торовиц, А. Китаин.

Из певцов — известная камерная певица Полина Доберт, Анна Эль-Тур, Мейчик, О. Слободская, Лисичкина, баритон Большого театра Г. А. Бакланов, бас Касторский, Н. С. Ермоленко-Южина (из Мариинского и Большого), наезжал из Прибалтики знаменитый тенор Дмитрий Смирнов (в былом из Большого), наезжал и Федор Иванович Шаляпин. Но кто завоевал немецкий музыкальный мир — это Зинаида Юрьевская, изумительное сопрано, ставшая певицей немецкой оперы и любимицей публики. Благодаря таким певцам, как Юрьевская и Смирнов, на немецкой сцене вскоре появились и русские оперы; «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Царская невеста». В Дрездене оперой «Борис Годунов» дирижировал известный Исай Александрович Добровейн, декорации сделал Андрей Худяков. К сожалению, З. Юрьевская кончила жизнь трагически, бросилась в горах Швейцарии с моста — вниз, в ущелье.

Будучи эмигрантом, в Берлин приезжал с своими песенками Александр Вертинский, автор известного «На смерть юнкерам», теперь он пел: «И российскую горькую землю узнаю я на том берегу…». Через много лет он возвратился в СССР, где был принят — как это ни странно — с распростертыми объятиями. Свой первый публичный концерт он дал в апреле 1944 года. Но самый первый закрытый концерт, как мне говорили, он дал «для работников НКВД» где-то чуть ли не на Лубянке. Тут он мог петь все что угодно. Для публики же главрепертком наложил вето на многие его «упадочности». И правильно сделал, какой-нибудь «лиловый негр» иль «креольчик с Антильских островов», разумеется, могли сотрясти все основы «победившего социализма». Приезжала в Берлин из Парижа знаменитая исполнительница русских народных песен Надежда Васильевна Плевицкая, кончившая жизнь довольно страшно: умерла в каторжной тюрьме в Ренн, куда была заключена по суду за соучастие в похищении в Париже генерала Миллера советскими чекистами. Главным предателем генерала Миллера был ее муж, белый генерал Скоблин, бежавший в СССР и канувший там в небытие. Перед смертью Плевицкая во всем покаялась, Отмечу выступления замечательного украинского хора Кошица, имевшего оглушительный успех не только у украинцев и русских, но и у немцев, а также сводивший немцев с ума Хор (с плясками) донских казаков Сергея Жарова. Как видите, в русском эмигрантском Берлине 1920-х годов музыки было сколько угодно — от Н. К. Метнера и А. К. Глазунова, Ф. И. Шаляпина и З. Юрьевской до хора донских казаков и балалаечных оркестров.

Кстати, о балалаечниках. После отъезда А. Толстого в РСФСР мне предложили редактировать «Литературное приложение» к газете «Накануне». Я согласился. И всегда сам его верстал в типографии, иногда с помощью В. Корвин-Пиотровского, служившего тогда в «Накануне» метранпажем и печатавшего в газете свои стихи. И вот как-то кто-то из редакции приводит в типографию человека в кожаной куртке, с пушистыми светлыми усами, с усталым лицом типично русского рабочего. По одежде и лицу я понял, что это «московский товарищ». Приведший сказал, что человек этот недавно из Москвы, он не то председатель, не то зампред (не помню) Полиграфического треста и хотел бы осмотреть типографию. Немецкая типография, где печаталась «Накануне», было большая — с линотипами, монотипами, печатными машинами, прессами и всяким другим оборудованием. Пиотровский взялся показать москвичу типографию. А потом они подошли ко мне, где я верстал. И по виду, и по разговору «москвич» показался мне симпатичным. Спросил, давно ли я живу в Германии? Я ответил. «Из белых?», — спросил (но не враждебно). — «Из белых». — «Понятно…» — Потом москвич стал жаловаться, что языка не знает, города не знает, сидит в своем пансионе, «выйтить некуда», «немецкая еда осточертела». — «Тут, говорят, какие-то русские рестораны есть?» — «Есть». — Я понял, что москвич хочет посмотреть город, поесть в русском ресторане, вообще «отдохнуть» от официального путешествия по типографиям. Я предложил, что могу как-нибудь заехать за ним и свозить в русский ресторан. — «Вот, вот, очень бы хотел, а то я тут как немой…»