Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Мне было это вчера как снег на голову. Он копит теперь все, что может, чтобы высылать брату своему. Пушкина заплатила ему 5000 рублей по векселю, так он бог знает как этому радовался. Я говорил ему вчера: ежели бы ты знал всю эту историю черную, ты бы все средства употребил также по возможности что-нибудь да уплатить, но он не велел к тебе писать об этом, а прибавил: «Все это не может долго оставаться в тайне; брат твой узнает, но не через меня то, о чем толкуют уже здесь столько лиц: князь Дмитрий Владимирович, Иван Иванович Дмитриев, Вяземский, Карамзины, стряпчие мои; ибо я должен был взяться за все имение Ж., чтобы свое воротить. Дай Бог мне быть в ужасном убытке, но не все потерять». Ты знаешь мой тихий нрав, но я должен был его ругать при жене и всех его людях скверными словами. Меня ужасно поразила история эта, и я видел тут чрезмерную доброту и бескорыстие Тургенева. Он говорит, что прежний счет наш неверен; он другой послал к тебе, там было лишнее. Кто бы мог подумать, чтобы Ж. пустился на такую мерзость, да где же и ум его? Когда-нибудь да должны были открыться дела его. Погубить карьеру его и все семейство! Как еще выносит это Тургенев: так же ест, припевает и рыскает по вечеринкам. Теперь и не предвидит он, когда вырвется из Москвы.

Много делает здесь шуму смерть Яковлева. Богатый вдовец, который должен был жениться на Ушаковой; день свадьбы назначен, приданое принято, вдруг захотелось ему отменить обряд на два дня, чтобы обвенчаться 30 августа, в свои именины. В этот день встает здоров, оделся. Хотел прежде венца ехать отслушать обедню и вдруг падает мертв, успел только назвать по имени прежнюю свою жену. Что же вышло? Когда жена эта умирала, то говорила, что без горести оставляет свет, но боится только за детей своих. «Почему?» – спросил муж. «Ты женишься и дашь им мачеху». Он стал ее утешать обещаниями, но она возразила, что теперь это говорит, но после забудет обещания свои. Тогда муж, чтобы успокоить умирающую жену, сказал: «Не тревожься, я даю тебе клятву, и дай Бог мне умереть в тот же день, что я подумал бы жениться опять». Таким образом, сбылось желание его именно в день, для его свадьбы назначенный.

Александр. Москва, 7 сентября 1831 года

Здесь Тургенев и многие хвалят Мордвинова, заступающего место покойного фон Фока; говорят, что он родня Сашке Волкову; тем лучше. Видно, Ванишка соблюдает хорошее согласие с Сардинией, что посланы туда знаки Андреевские; при сей оказии, верно, и ему пожалуется Анунсиада. Лудольфу жаль будет оставлять Питер. Я видел намедни Валуева, приехавшего из Неаполя, много с ним говорил о крае сем, столь мне всегда памятном и любезном. Он хвалит очень молодого князя; молодец во всех отношениях, только ужасно скуп. Похвально, что хочет привести финансы в цветущее состояние, только для этого достаточно и благоразумной экономии и порядка, а король вместо восковых свечей употребляет во дворце сальные. Не много накопит этим; вот настоящая грошовая экономия, как говорят французы. Не удивляюсь, что убавляет жалованье своих министров, а кажется, им-то большие оклады и нужны.

И здесь один только разговор: все ожидают покорения Варшавы, а с ним и конца бунта. В народе толкуют, что Паскевич оттого в Варшаву не вступает, что она вся начинена порохом. Французы их поудалее, да Кремля подорвать не умели. Такую операцию тайно сделать нельзя.

Наташа прибегает как сумасшедшая в кабинет: Варшава взята! Я верить не хотел; внизу нашел я Башилова, коему это сказывал сам князь Дмитрий Владимирович, получивший рескрипт от государя от 4-го числа. И когда взята? 26 августа! Батин, Бородино, Варшава! Ура! Ура! Я плачу как ребенок от радости и остаюсь завтра на молебен.

Александр. Москва, 8 сентября 1831 года

Я сейчас из собора, мой любезнейший друг. Была бездна народу на молебствии. Комендант, читая рескрипт государев, был тронут; когда дошел до слов «первопрестольная, любезная столица наша», то, остановись, два раза повторял «любезная», что очень было всем приятно. Ай да князь Варшавский! Нельзя тебе описать восторги Москвы; только и видишь, что скачущих по улицам. Посылаю тебе копию с рескрипта к князю Дмитрию Владимировичу. Странно, что ты 4-го числа не знал о взятии Варшавы. Правда и то, что государь отправил сюда прямо из Царского Села фельдъегеря, который прискакал в 43 часа. Я успел намарать поздравление к великому князю Михаилу Павловичу; доставь оное как-нибудь скорее его высочеству, прочитав и запечатав.

Александр. Село Горбово, 15 сентября 1831 года

Верю, что поступок Ж. тебя поразил; у кого и не твои благородные чувства, и тот с трудом поверит столь черному поступку против друга своего, вверившего дела свои, того, кого другом полагал своим. Не знаю, что было после моего отъезда; но кажется, что Тургенев имел надежду спасти свое достояние, а потерять только то, что забрано было во время управления из доходов. Тургенев все это перенес, прыгая на одной ноге, лакомясь каждый день и строя куры молодой Бухариной, обеим Солдан и проч., а между тем боится ужасно холеры.

Александр. Москва, 19 сентября 1831 года

Лестно для Пушкина заступить место Карамзина, ежели только правда это. Пусть употребит талант свой, ум и время на дело полезное, а не на вздорные стишки, как бы ни были они плавны и остры.

Читая газеты, вижу, сколько имеет забот и огорчений наш добрый Каподистрия. Некогда у Греции были мудрецы, а у Рима герои, но нет ничего этого ни в Морее, ни на Тибре: везде возмущения, неблагодарность и черные дела. Когда будешь писать к графу Каподистрии, от всех нас кланяйся. Я дал к нему письмо саксонцу одному, вояжеру Вагнеру.

Ай да Орлов! Пословица говорит: не купи село, а купи соседа. Какие щедрые награды! Но мне все хочется, чтобы имения Чарторыжского и собратий его пожалованы были нашим героям. Как глупо они начали, эти безмозглые, и как еще глупо и гнусно кончили: тягу дали – кто в Пруссию, кто в Австрию; а Варшава вместо Сарагосы – осталась-таки Варшавою. Друг на друга лгали, от слов своих запирались. Сейм ругал армию, а генералы тех называли сборищами сумасшедших. Хороши все! Гладкие ребята! Наш Раутенштраух, однако же, покорился из первых. Хочешь ли смеяться? Меня поздравлял сегодня один сенатский чиновник. – «С чем, батюшка?» – «Вам место прекрасное дают в Варшаве; вы знаете по-польски, ваш батюшка там все служил». Два прекрасные резона, но дело в том, что ничего нет похожего на это. Чего не выдумают!

Мне сказал Иван Васильевич Чертков под секретом, и я тебе так же сообщаю, что в Курске открыт заговор против нашего неоцененного царя, что трое или четверо губернаторов замешаны тут и открыта переписка с Варшавою сим разбойничьим гнездом. Говорят, что Демидов П.Н. открыл дело. Он и вице-губернатор курский наряжены в комиссию следственную; туда по именному повелению отправился также граф Апраксин здешний. Не много жду от него, не по усердию его, а по башке. Жаль, что Волков болен и не здесь.