Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Добивался потом государь, где Ольга его видела в первый раз (когда ездил он в экзерциргауз), где стояла ее карета. Поговорив о разных предметах, наконец государь сказал ей: «Не тяжело ли вам стоять на ногах?» – «Ничего, ваше величество». – «Скажите, ноги не пухнут у вас?» – «Как государь все это знает?» – сказала Ольга, обернувшись ко мне. «Как не знать, сударыня: я вот 15 лет живу со своей старушкою». Ольга засмеялась и сказала: «Да, хороша старушка, лучше всех нас, молодых; как она прекрасно одета, как похорошела!» – «Это правда, что моя старушка очень поправилась после родов». – Я: «Москва предсказывает, что у вашего императорского величества будет еще сын Михаил». – «Дай Бог, благодарю за желание; но уверяю тебя, что нет еще ничего похожего на это». Мне показался случай благоприятным. Я сказал Ольге: «Может быть, ты родишь прежде, чем думаешь; случай тебе не представится видеть государя и просить его величество, о чем хотела». Ольга несколько смешалась.

Государь очень, казалось, интересовался знать, о чем речь, и ободрял ее словами: «Я вам сказал, что рассчитываю на вашу дружбу, так что прошу вас быть со мною откровенной; о чем речь?» – «Государь, вы ко мне проявили уже столько доброты, я уверена, что мне это принесет счастье…» – «Ах, боже мой, какое начало, какие фразы; так в чем же дело? Скажите, чего вы желаете, без предисловий, лишь бы от меня зависело». – «От вас, государь». – «Что такое?» – «Удостоить меня крестить моего ребенка».

Надобно было слышать радостное восклицание государя; он, казалось, вовсе не ожидал просьбы сей, а то бы, я думаю, по благости своей и ласке, предупредил бы, угадал бы желание Ольги. Он взял ее руку, несколько раз ее в своей потряс и прибавил: «С величайшим удовольствием, благодарю вас за эту милость, мы породнимся; только прошу поторопиться». – «Да разве скоро изволите уехать?» – «Ну не так скоро, но мне жаль, ежели я не лично исполню желание ваше; благодарю за предложение». – «Уж позвольте, государь, дать ваше имя». – «А почем вы знаете, что вам Бог даст; не должно загадывать заранее; я был наказан за это сам, лишился одного сына (это было сказано с грустью; видно, императрица выкинула когда-то)». – «Но ежели будет у меня сын, то могу дать ему имя Николая?» – «Вот на это не согласен, тут надобно прибегать к фамильным именам: папенька Александр. Это имя, – прибавил государь с видимым смущением, – и в нашей семье обожаемо; ежели я что-нибудь, то обязан я за то покойному моему брату и нашему общему отцу императору Александру Павловичу; пусть будет у вас сын Александр». – «А ежели дочь, то уж позвольте назвать Александрою». – «Почему так?» – «Это имя императрицы и похоже на Александра; оно принесет счастие новорожденной, дочь моя будет счастлива, как императрица, муж будет ее любить». – «Да, – прервал государь, – мы живем ладно с моей старухою». – «Вы даете, – отвечала Ольга, – всем пример собою, нельзя нарадоваться на вас». – «Ого! Какие комплименты!» – «Нет, государь, вы знаете сами, что это сущая правда, а не комплименты; все твердят, что вы примерный муж». – «Люблю, люблю мою старуху и детей; оттого так долго здесь и не проживу: не хочется быть с ними в разлуке».

Этот разговор продолжался, конечно, минут 20, ежели не более, в виду всех стоявших в гостиной. Все обступили спрашивать, за что мы благодарили и так кланялись; мы сказали, что государь крестить изволит у Ольги.

Пред самым ужином стоял я и разговаривал с Ермоловым об общем друге Закревском. Государь, проходя мимо, кивнул мне головою; я подошел. Он изволил руку свою просунуть в мою и повел меня так в залу, говоря: «Я не могу никак привыкнуть смотреть на Ольгу: так этот переход скор. Как! Видеть ее ребенком и вдруг после полутора лет встретить ее брюхатою; они оба дети, особенно он, и мы, однако же, видим, что они не дети, дела доказывают обратное». Потом государь спрашивал о некоторых дамах, жаловался, что жарко в зале, и опять пошел назад. Во время ужина изволил мне сказать: «Я надеюсь, что дочь твоя уехала». – «Уехала, ваше величество». – «А то бы я ее прогнал». – «Она поехала рассказывать маменьке своей радости свои». – «Она премиленькая, хоть кого обворожит; ты, брат, счастлив детьми». – «Восьми я лишился, государь». – «Ой! Ой! Как много! Молоды умирали?» – «Большая часть от зубов».

Вот, мой милый друг, сущность радостного вчерашнего дня. Более не успею тебе ничего сказать сегодня; ничего, что устал, такие вещи писать – отрада душе, но пора на почту; завтра добавлю, но главное сказано. Завтра ожидают наследника. Волков был в кабинете государя час с половиною , ужасно обласкан. Завтра обедаю у него в тесном кружке с Бенкендорфом.

Александр. Москва, 28 октября 1831 года

В Собрании [то есть на балу в Дворянском собрании] государь взял Катеньку на польский уже после ужина; когда со всеми изволил протанцевать, сказал ей: «Под конец я вас нахожу, я вас оставил на сладкое». Обе меня утешают своими успехами. Я тоже скажу, как ты, что императрица, узнав короче душу и нрав Катеньки, верно бы ее еще более полюбила.

Об Ермолове не слышно еще ничего, а поговаривают, что он поедет за государем в Петербург. Здесь все говорят, что Закревский уже во фраке; но как тому быть, когда нет еще официального увольнения? Также молва, что едет сюда и что трехгорный дом отапливается. Столь же невероятно, чтобы теперь сюда приехал; а как руки совершенно развяжутся, так, верно, обнимем его здесь; он же множество найдет здесь истинных друзей. Вот каково – честно и нелицемерно служить государю! О нем один отзыв: неудивительно, что он не дорожил своим местом, не ценил высоко оклады. Но его в покое не оставят долго; ежели имеет он недоброжелателей, то это не в публике, а у своей братии крупных чиновников. Человек, который не боится говорить правду своему государю, должен быть видим косым глазом от тех, которые только потворят. Вот мнение большинства, по крайней мере в Москве.

Очень мне удивительно, что графиня Нессельроде оставила великую княгиню одну. Где же тут усердие? Да и как решилась она возвращаться на купеческом судне? Всем известно, что такое Балтийское море и в хорошую погоду. Того и гляди, что Гагарин, который поехал более для нее [то есть для графини Нессельроде], нежели для великой княгини, что и тот также воротится; с кем же останется тогда ее высочество? С одной фрейлиной.

Александр сказывал мне вчера, что сегодня должен прибыть наследник. Очень буду рад видеть Жуковского, который, верно, с его высочеством едет. А у нас Тургенев занемог вдруг; на балу у Голицына не нравилась мне уже его рожа, говорил беспрестанно, у него был жар, кажется; ночь очень дурно провел, послал за доктором, труся до сих пор холеры, коей и имя мы уже забыли. К вечеру было ему лучше; я послал теперь узнать, а едучи обедать к Волкову, заеду к нему сам. Сегодня обедает у Волкова Бенкендорф в тесном кружке. Я писал тебе, что Волков был часа полтора у государя в кабинете; очень много было речи о Москве и Варшаве, расспрашивал государь о здоровье, прибавив: «Я слышать не хочу об отставке твоей, ты мне слишком нужен, и я тебе развязываю руки насчет службы; устрой это как хочешь и как тебе надобно для твоего покоя и здоровья, а одобряю заранее все; но продолжай служить. Я пришлю тебе моего Арендта, он человек искусный, я препоручу тебя ему особенно».