Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

После картин была музыка, после чего ужинали. Государь не садился и ходил около столов, два раза подходил к Катеньке, изволил подходить ко мне, спросил: «Как себя чувствует будущая маменька?» – «Хорошо, государь, в смысле здоровья, но она огорчена и много плакала». – «Что сделалось?» – спросил государь с видимым участием на лице. «Смерть Каподистрии ее очень поразила». – «Да, это большая потеря вообще; он был дружен с твоим братом?» – «И нас всех очень любил, Ольгу особенно, и называл ее всегда невестою, и в последнем своем письме к нам называет ее так». – «Он несколько сам виноват, – прибавил государь. – Его предостерегали, что есть покушение на его жизнь». – «Любовь к отечеству и чистая душа заставляли его всем пренебрегать. Он отечеству своему всем пожертвовал…» – «Хорошо и отечество их, – прибавил государь. – Иначе называть нельзя, как разбойниками. Не заменить им его…»

Потом, переменив разговор, в продолжение коего видно было участие его величества к покойному графу, государь прибавил: «Прошу кланяться Ольге и сказать ей, что я готов. Она мало выезжает?» – «Нет, государь, почти всякий день; мы полагаем, что она родит около 20-го числа. Она собирается на бал к княгине Барятинской послезавтра». – «Ого! Хорошо ли делает?» – «Ежели вашему величеству не угодно, она останется дома». – «Нет, я запрещать не смею, это вам надобно уже решить; я желаю ее видеть, но не желаю (как и ты, я думаю), чтобы родила она на балу. Кланяйся ей от меня», – сказал государь, подойдя к столу императрицы.

Скоро после того государь потихоньку и уехал, а императрица – тотчас после ужина. Всех было на балу 760 человек.

Александр. Москва, 6 ноября 1831 года

Я обедал вчера у Хрущовых с Ермоловым, который очень был любезен. Речь была о графе Мамонове нашем, то есть твоем. «Отчего, – спросил доктор один, тут бывший, – не женят его? Это могло бы сделать кризис в сумасшедшем». А Ермолов очень серьезно прибавил: «А конечно, надобно бы попробовать! Сколько есть мужей, которые от жен сходят с ума, а этому… кто знает, жена возвратила бы, может, рассудок».

Александр. Москва, 7 ноября 1831 года

Вчера был акт в пансионе Костином. Он славно сказал свое стихотворение «Дунай» – громко, внятно и с чувством; называя государя, обратился к портрету его величества, за кафедрой висящему. Князь Сергей Михайлович, Дмитриев и все, тут бывшие, его похвалили, а князь Ливен вручил ему книгу с надписью, в награду ему назначенную. Жаль, что наследник не удостоил приехать. Был тут Жуковский и сказывал, что из-за бала Барятинской нельзя было этого устроить.

Оттуда поехал я взять Катеньку, показаться заехали к Ольге, взяли мужа ее и пустились на бал. Перед домом было ужаснейшее освещение, щит в шкаликах. В 9 часов прибыли их величества и цесаревич. Императрица удостоила меня танцевать французскую кадриль. Между танцами спрашивала об Ольге. Я сказал, что накануне была на балу у Киндяковых. – «Благоразумно ли было ходить?» – «Но ей велят всякий день выходить; ей должно родить, государыня, токмо дней через десять». – «Раз она выходит, приведите ее ко мне завтра в полдень, буду рада ее видеть». Я поклонился.

Скоро после вышел государь и прямо пошел на нас.

«А Ольга Александровна также была вчера на балу?» – «Была, ваше величество». – «Однако ж не вальсировала!» – «И польских не танцевала, рано уехала». – «Хорошо сделала, ей надобно беречься. Нельзя отвечать за какую-нибудь случайность. Но не трусит?» – «Никак нет, а только нетерпение великое: желает родить, покуда ваше императорское величество здесь». – «Ну, это не от нее и не от нас с тобою зависит, – прибавил государь, смеясь. – А я готов когда угодно. Дом, где ты живешь, твой?» – «Никак нет, ваше величество, я нанимаю». – «А своего нет в Москве?» – «Есть, ваше величество, но далеко, в Немецкой слободе». – «Какими это судьбами? Это там, где кадетский корпус?» – «Точно так. Дом принадлежал еще дедушке и достопамятен тем, что Петр Великий бывал в нем». – «Как это?» – «Дом принадлежат заводчику Миллеру, и известно, что император ездил туда и сам работал, ковал железо». – «Это замечательно. Я видел дом нового московского помещика, брата Михаила Павловича».

Тут был разговор о доме, о покойном Головкине. Я сказал, что имел счастье получить письмо от великого князя, но что старое. «Смею спросить, можем ли иметь надежду видеть его высочество здесь?» – «Я разрешил брату быть сюда, но не знаю, на что он решится. Великая княгиня осталась одна, графиня Нессельроде возвратилась в Петербург. Может быть, он и решится быть сюда». – «Какая бы радость для Москвы, ежели бы его высочество поспел сюда к воскресенью. Москва его так любит». – «Ну да и он ее как любит за то!» – «Можно бы, государь, приехать сюда, хоть на короткое время, а там ехать в Англию». – «Может быть, так и сделает, я приезд его сюда разрешил. Ты часто к нему пишешь?» – «Во время нашей холеры писал часто, ваше величество, а теперь его высочеству не до писем моих; но я долгом счел поздравить его высочество со взятием Варшавы». Государь что-то хотел сказать, но стулья зашумели, стали вставать от ужина, и музыка заиграла польский. После ужина был котильон. Государыня изволила меня выбрать один раз вальсировать с нею и похвалила, что ловко вальсирую. Она была прекрасно одета: и богато, и щеголевато; все это заметили.

С каким удовольствием читали мы в семье письмо твое от 2-го! Мы видели радость твою от бала Голицына; никогда не сомневались в том, но все весело, отрадно читать подтверждение твоей руки. Уже подлинно милости государя бесчисленны, и мы умеем и чувствовать, и ценить. Ольга тронута; и она, и княгиня поплакали, слушая, что ты пишешь. «Верно, я должна Бога благодарить, – сказала княгиня Екатерина Алексеевна, – за прекрасный выбор моего сына. Жена его не оставляет желать лучшего». Совет твой очень дружеский и основательный. Конечно, не должно рассказывать всякому; все и без того видят сами обхождение их величеств с нами, слышат их речи; так пусть они, а не мы болтаем, а чего не знают, так и знать не для чего, а говорим только, что ласкают и осыпают нас милостями, что и правда.

Александр. Москва, 8 ноября 1831 года

О чем не было речи! О Москве, о маскараде, о Наташе, тебе, Пашке даже, о родах, крестинах, о Кате. Все это тебе опишу подробно. Мы приехали в таком восхищении, что долго не могли с мыслями собраться, чтобы пересказать Наташе, а Ольга поехала домой радовать свою маму и мужа. Жаль, что оставляю тебя в нетерпении, да как быть! Надобно будет часа два или три писать, а не хочется забыть ни одного слова этой незабвенной для нас аудиенции.

Завтра будет другая реляция. Завтра бал во дворце и большой зов. Благодарю Бога, что я здоров; от сильного движения насморк мой прошел.