Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Государь говорил с большим жаром насчет неблагодарности и вероломства поляков. Все вообще оттуда приезжающие весьма дурно отзываются о поляках, и что нельзя надивиться на этих мерзавцев. И великий князь в письме своем говорит мне между прочим: «Последние события вернут нам, вероятно, отдых и спокойствие, обуздав это черное и предательское восстание».

Александр. Москва, 29 октября 1831 года

Вчера был не только славный, но самый приятный обед у Волкова. Нас очень мало было: кроме Бенкендорфа, Озеров, Бологовский, Баратов, Софьи Александровны две сестры, Корсакова с дочерью да домашние. «Я несколько задержался, – сказал Бенкендорф, – ибо только что прибыл наследник. Не знаю, как народ тут обо всем узнает, но Кремль уже переполнен народом». Александр Христофорович спрашивал о тебе и велел тебе кланяться, много говорил об Ольге и Кате, называя их прекраснейшими брильянтами среди дам и девиц. В ту минуту принесли записку от Ольги; я не мог ее прочитать, не имея очков с собою. «Ежели там нет ничего секретного, позвольте мне вам прочесть», – сказал Бенкендорф, прочитал; она просила ехать с Катенькой на вечер к Пашковым, где танцуют; я сказал, что далеко очень, не хочется. «Вы очень злой, что отказываете в чем-то таким дочерям; я прошу вас сделать это для меня, пожалуйста, и скажите прекрасной княгине Ольге, что я был ее адвокатом».

Александра Ивановна Пашкова была вчера дежурная фрейлина, ездила с императрицею во Французский театр; государь ей сказывал, что поутру, возвращаясь с императрицею из Вдовьего дома, видел на бульваре Ольгу, гуляющую с мужем пешком, и прибавил: «У нее был вид, будто она шла скорее из послушания режиму, чем по желанию, ибо погода была далеко не прекрасна, было прохладно».

Завтра очередь Катеньки дежурить. И Ольга ездила с нами к Пашковым вчера; все ее там поздравляли с милостями их величеств и расспрашивали, что государь и императрица изволили говорить ей. Вчера Катенька была особенно прелестна, все это в один голос твердили, все ей честь отдавали, и Адлерберг мне сказал: «Ваша дочь, Булгаков, верно са мая красивая особа у нас при дворе». На ней было белое мериносовое платье, шитое шелками красными и зелеными, которые ты, верно, помнишь или Марица; это одно из тех, которые привез я жене еще из Парижа, но в 1819 году была одна мода, а теперь другая, умудрились переделать; жена много носила, и теперь еще хорошо; на голове были белые бусы петербургские твоего подарения. Правду сказать, прелестна была! Молодой Давыдов от нее не отходил. Многие начали уже говорить: «Вот увидите, Давыдов женится на мамзель Катерине». – «Да как же это станется, ведь сказывают, что он уже жених молодой княжны Барятинской?» И точно, весь город наполнен этим слухом.

Лазареву сослали жить в деревню по приказанию отца ее, а другие говорят, что мать хочет скрыть беременность ее: не разберешь их. Сказывают также, что будто Брусилову сказано искать другое место. Я что-то не верю этому.

На балу у князя Голицына все заметили, что государь надел на себя пряжку беспорочной службы за XV лет; я часто имел счастие говорить с его величеством, да не приметил.

Александр. Москва, 30 октября 1831 года

Вчера Большой театр был битком набит. Долгоруков с трудом нашел двое кресел для нас, и то в 9-м ряду; немного поздно взялся. Государь, императрица и наследник изволили быть в боковой ложе, а большая была наполнена фрейлинами, дежурными генерал- и флигель-адъютантами. Тут видел я, но издали, нашего шефа, обер-камергера Головкина и Жуковского. Давали балет «Большой Венецианский карнавал», декорации были хороши, и все это стоило дирекции 15 тысяч рублей; но два-три таких сбора, как вчера, – так заплатятся все издержки. Радовался я жадности, с коей все лица обращались на императорскую ложу даже во время представления, а в антрактах любо было смотреть; все без изъятия точно как будто окаменели лицами к их величествам, и государь часто высовывался, стоя рядом с цесаревичем. К концу балета мы оба с Долгоруковым перепугались; «Верно, пожар», – сказал он мне; вдруг зашумели кресла, кои не прикованы к полу; все начали вставать и бежать вон, наступая на ноги немилосердно; что же вышло? Увидели, что государь уезжает, поэтому все бросились вон, чтобы видеть их величества на лестнице. Вдруг все ложи левой стороны опустели, как бы неким волшебством; дамы выбежали и встали в коридоре в две шеренги, ожидая прохода. Сколько мог я видеть издали, мне кажется, что цесаревич вырос и похож очень, особенно профилем, на покойного государя.

В первой пьесе, кажется, «Первая любовь», Живокини, актер, игравший роль фата и вертопраха, так славно имитировал костюм, очки, бакенбарды, усы, жилет и все ухватки, что публика узнала тотчас в нем графа Самойлова. Уверяют, что этот хочет поколотить актера; ибо, как рассказывают, сходство сие поразило самого государя. Не думаю, чтобы Самойлов сделал это: не много бы доказал ума. Разве с тем одевается он так или иначе, чтобы никто не смел у него перенимать? А ежели утрирует костюм, то тем хуже для него.

Александр. Москва, 31 октября 1831 года

Мы собирались вчера так приятно, лестно провести вечер; но он был отменен в связи с известием, привезенным флигель-адъютантом князем Урусовым, о княгине Ловичевой. Я ездил поутру кой-куда в Кремль, зашел к князю Петру Михайловичу, от него узнал, что императрица не будет принимать и что, вероятно, прибудет скоро другой курьер с известием о кончине княгини. Князь Петр Михайлович здоров теперь и звал с собой взглянуть на выставку; но я не мог, ибо Долгоруков ждал меня в карете. Видел я у князя обер-камергера Головкина, который очень меня обласкал, а я от него и приехал, не застав его дома. Настоящий дипломат, посольских привычек не потерял, славно представляет. Он в восхищении от Москвы. На лестнице встретил я цесаревича, – очень вырос, во всей форме, в треугольной шляпе и мундире. Прекрасный отрок. Мне кажется, что наш Пашка очень на него похож лицом. Сегодня Катенька дежурная, ей придется сопровождать императрицу на выставку.

Александр. Москва, 2 ноября 1831 года

В субботу государь был в Университетском пансионе и остался очень доволен, против последнего раза. Велено для бала, что будет у князя Сергея Михайловича, выбрать шесть воспитанников, и Костя – один из шести, которого позовут на этот бал.

Ввечеру Катенька была дежурная; ей велено явиться в 9 часов во дворец, где была крошечная вечеринка. Были, кроме их величеств и наследника, фрейлина Урусова, Щербатова, дежурная, и наша княгиня Юсупова с мужем, граф Орлов, граф Головкин, флигель-адъютант Монроэ, Лобанов, Урусов и маленькие пажи его высочества. Катя приехала, не было никого; выходит цесаревич один, подошел к Кате. – «Вам одной, я думаю, скучно». – «Ежели бы и было скучно, – отвечала Катя, – то я за то вознаграждена теперь». Цесаревич благодарил и начал расспрашивать про Москву. Скоро вышла императрица. «Я хотела, – сказала она, – рекомендовать вам моего сына; но, кажется, знакомство уже совершенно состоялось; вы рано пришли, моя милая». – «Я предпочитаю прийти первой, нежели опоздать». – «Очень хорошо, надобно быть точной долгу своему и службе»; потом говорила все о сыне и о Москве, спрашивала об Ольге и наконец прибавила: «Я пойду за императором, он в своем кабинете, пора уже начинать нашу маленькую вечеринку и развлекать моего новоприбывшего; мы будем почти одни».