Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Тургеневское дело тяготит ужасно. Мне кажется просто, что он хочет, собрав все до волоска и продав, что имеет, оставить навсегда Россию. Он это скрывает очень, но похоже на то; ибо с Вяземского, Жуковского и всех своих друзей требует настоятельно расплаты. Нечастный этот Николай, и его парализуют благие намерения: ему бы служить в России и быть полезным. Добр он точно, но ветрен и заражен модным духом этим: видит счастие России во вздорных, громких фразах. Немало мы спорили, а он все твердит, что жалеет, что мы оба брата, имея и ум, и сердца хорошие, заразились старыми предрассудками.

Государь никуда не поедет отсюда, а Орлов куда-то отправлен, чуть не в Курск ли? Принц Ольденбургский едет в Ярославль, где Полторацкий дает ему бал; в воскресенье будет он сюда обратно.

Александр. Москва, 13 ноября 1831 года

Граф Нессельроде нездоров. Я его не видал вчера, но был у нас вечером Брунов и сказывал, что граф страдает коликою, что утро перемогался, но после обеда послал за доктором. Обедал накануне у Бенкендорфа, или с ним где-то, и, верно, обкушался.

Александр. Москва, 14 ноября 1831 года

Граф не хочет сознаться, что лишнее покушал; а обедая с Бенкендорфом, это немудрено. У него видел я Уварова, который завтра или в понедельник дает большой бал. Нездоровье графское отменяет привоз архивских бумаг во дворец. Ужо, мой милый и любезнейший друг, вечеринка у императрицы; верно, опять фанты и танцы с клавикордами. Должно было быть сегодня катанье в санях, но отменено, а вчера государь потчевал кадетов маленьких театром. Для них взято было лож 15, вся правая сторона первого яруса, во всякой ложе было по 8 и 10 малюток, насмеялись, натешились, давали «Транжирина» и балетик «Волшебная флейта». Государь с императрицею были в боковой ложе и часто поглядывали на малюток. Завтра концерт аматеров в зале Собрания, в пользу бедных; опишу, послушав. Поют: Бартенева, Шереметева, Акулова, Григорий, а в хорах все наши барышни, но моя не участвует.

Александр. Москва, 16 ноября 1831 года

Субботнишний вечер во дворце был очень приятен. Было обыкновенное маленькое общество, к коему прибавились только князь Четвертинский с женою и новой фрейлиной Шереметева [71] Варвара Петровна, урожд. Алмазова, с дочерью Анною Сергеевной и старшим сыном Василием Сергеевичем. , с новой фрейлиной и сыном, кавалергардским офицером. Их величества очень были веселы. Государыня танцевать изволила со мною французскую кадриль и несколько раз брала меня вальсировать с собою; сказала княгине Барятинской: «Никто здесь не вальсирует, как Булгаков, вальсируя с ним, отдыхаешь». Государь танцевал две французские кадрили и несколько раз вальсировал. Оба спрашивали про Ольгу. Во время мазурки я стоял у дверей возле Бенкендорфа и разговаривал с ним, глядя на танцы. Вдруг слышу голос государев: «Булгаков!» А государь был в другой зале, сзади, и чай кушал за столиком.

Я подбежал. «Что делает наша княгинюшка?» – «Слава Богу, здорова». – «Не встает еще?» – «Сидит, ваше величество, на постели». – «Все идет как следует? Берегите ее. Надобно быть осторожнее, чтобы как-нибудь не напугать». – «Бережем, государь, никого не пускаем; но вчера было не без приключения». – «Что такое?» – «Она спала, а девка наступила на хвост собаке, она завизжала, Ольга вздрогнула и испугалась». – «Что же вы, расстреляли собаку?» – спросил государь шутя. – «Нет, государь, мы удовольствовались заточением; собаку взяли мы к себе в дом, а то нельзя было выгнать ее из спальни». – «Нет, надобно, право, беречь маменьку почтенную». – «Я просил к ней князя Петра Михайловича, по ее желанию; но он отвечал, что прежде девяти дней не поедет к ней». – «И умно делает, поступает как отец семейства. Она сама не кормит?» – «Нет, ваше величество». – «Я спрашиваю, и мне самому смешно. Ольге Александровне кормить ребенка! Давно ли сама ребенком была? Ну, что муж, помышляет о службе?» – «Как же, ваше величество; он и прежде желал это, но теперь еще более». – «Мне кажется, он слабого здоровья». – «Нет, государь, и отец его был до двадцати семи лет такой же тщедушный, а после стал полнеть». – «А военной службы не хочет?» – «Он бы и не совсем прочь, да жена не очень желает этого». – «Лишь бы служил только. Ну а сына твоего считаю я уже завербованным, так ли?» (Я поклонился.) «Воля вашего императорского величества – закон». – «Нет-нет! Я хочу, чтобы тут было сопряжено твое убеждение с его желанием. Присылай-ка его к нам; пусть старается, ведет себя хорошо, так в шесть месяцев может выйти, а мешкать – так будет офицером двадцати двух лет; это поздно несколько. Я его определю к императрице в полк, а в Кавалергардском полку есть пять ваканций. Мы рады будем такому приобретению и будем поглядывать за ним. Он мальчик ловкий, умен».

Я старался оправиться от сих милостивых и неожиданных слов, кланялся, благодарил, сказал, что Костя точно умен, имеет добрейшее и чувствительное сердце, что до сих пор, когда его побраню, плачет, как девочка. «Это очень хорошо», – сказал государь. «Он очень резов, государь». – «И это не порок; резвым надобно быть молодому человеку, но шалости не должны быть вредны, подлы, непростительны». Государь прибавил: «Присылай его к нам с Богом!»

Целый вечер был я все в дистракциях: не выходили у меня из головы слова государевы. Не остается иного, как повиноваться, и подлинно, может быть, Косте открывается славная карьера. Начало будет не тяжело, но офицерство его требовать будет издержек, хотя небольших, ибо должен жить по состоянию нашему, то есть скудно. Что-то ты скажешь об этом, любезнейший друг? Разговор мой с его величеством я одной жене пересказывал и утаю не только от Кости самого, но ото всех без изъятия, чтобы не огласилось и до него не дошло: тогда пошла бы у него голова кругом, и прощай, ученье. Что же касается до Долгорукова, то он желает также тотчас вступить в службу; но о коллегии слышать не хочет, не желая служить под начальством графа Нессельроде, коего почитает себе недоброжелательным; будет стараться о Кремлевской экспедиции или быть при князе Дмитрии Владимировиче на время, ибо после весны хочет переехать в Петербург к вам. Очень бродит у нас камер-юнкерство в голове, – может быть, и устроится как-нибудь.

Графу Нессельроде лучше. Вчера гулял по бульвару до обеда, а вечером просил, чтобы ехать вместе на концерт. Я явился к нему к восьми часам, и пустились вместе; отыскал я ему его место. Музыка была славная, и все удалось.

Было множество, и собрано более 20 тысяч. Еще неизвестно, что пожаловал государь.

Граф Карл Васильевич очень доволен Строевым, дал мне негоциацию предложить ему плату годовую. Строев отклонил, не хотя быть наемщиком; но я заставил его принять табакерку, которую граф ему привез из Петербурга. Чтобы дело было благовиднее, я написал письмо к Строеву ласковое, посылая гостинец, и граф оное подписал. Строев сказал графу: «Ежели хотите меня наградить, то скажите Александру Яковлевичу, что ваше сиятельство мною довольны».