Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Александр. Москва, 19 ноября 1831 года

Государь вчера возвратился из Ярославля благополучно. Сегодня горестный для него, для всех и для тебя в особенности день, кончина покойного государя Александра Павловича. Государь изволил кушать в обществе трех или четырех человек у Николая Ивановича Демидова в большом инкогнито. Катенька дежурная, и, вероятно, будет панихида в Чудове, но домашняя. Завтра обед у князя Дмитрия Владимировича. Ему сказал император: «Давайте ваш обед, но забудьте про меня и считайте меня в Москве отсутствующим». Вот, стало, два дня потерянные. Я думаю, что в воскресенье, вероятно, будут крестины. Ужо заеду к князю Петру Михайловичу узнать что-нибудь, между тем Ольга ходит уже по комнате, и мне кажется, выросла – может быть, и от брюха, которое ее скругляло. Она прекрасно выглядит, здорова и весела, копит свои червонцы, коих у нее уже более тридцати, а были только ближайшие родные.

Александр. Москва, 20 ноября 1831 года

Сегодня обед большой у князя Дмитрия Владимировича, еду туда со своим графом, а вечером бал большой у Киндяковой, вся свита царская будет там. Говорят о трауре на две недели по княгине Лович; но я вчера видел, как императрица садилась в карету: она была в белой шляпе, а княжна Урусова – в розовом капоте. Вещь непонятная: княгиня Лович умерла 17-го в полдень, а 18-го, в 10 часов вечера, государь знал уже о кончине сей. Фельдъегерь прибыл сюда в 34 часа. Это ужасно!

Государь был доволен своею поездкой в Ярославль. 17-го был он на балу у Полторацкого, а на другой день изволил застать императрицу за обедом. Его величество сказал графу Нессельроде, что после Петербурга и Москвы Ярославль самый красивый город губернии.

Очень все поражены смертью Лавинского, который был убит в Иркутске, но я не знаю подробностей.

Александр. Москва, 21 ноября 1831 года

Прежде нежели лечь спать, начну письмо к тебе, мой милый и любезнейший друг. Давеча, покуда я был у Ольги, приехал к ней князь Петр Михайлович Волконский, довольно долго сидел и объявил, что государь изволит крестить внучку мою в воскресенье и что изволит прибыть в 2 часа до обеда, чтобы все было просто, без певчих, с приходским священником. Князь выбрал комнату и все нужные наставления, что надобно и что нет, советовал (что мы и без того положили), чтобы никого не было, кроме отца, матери и братьев новой маменьки, чтобы было шампанское, ибо государь попросит выпить за здоровье курноски и дочки ее. Долгоруков начал уже тотчас хлопотать, убирать лестницу коврами, комнаты цветами, а княгиня – трусить: отстала от света. Станем готовиться к торжественному дню.

17-го государь был на балу у Полторацкого в Ярославле, а 18-го изволил здесь кушать с императрицею, и это недурно!

Александр. Москва, 22 ноября 1831 года

Все было уже у нас приготовлено, всем велели отказывать, только была наша семья: две мамаши, кума Катя, Костя, Пашка-зять, бабушка и я. Мы не видали, как государь вдруг въехал на двор в санках в одну лошадь. Время было прескверное, метель поутру, я и думал, что будет в карете; но к полудню разгулялось, солнце прекрасное стало светить, и стало тихо. Первые выбежали встречать на самом крыльце Долгоруков-зять, Наташа. Я выбежал в переднюю. «Жалуюсь тебе, – сказал государь. – Жена твоя в эту стужу выбежала в одном платье на лестницу». – «Понимаю это, государь, – отвечал я. – Я опоздал оттого, что Ольгу удерживал, и она хотела выбежать сюда встречать ваше величество». – «Хорошо сделал, вот бы одолжила она!» Между тем государь вошел в гостиную, спросил, какого Гагарина это дом, и прибавил: «Следовало бы мне погреться, прежде нежели войти к маменьке новой; но, признаюсь, велико мое нетерпение ее видеть и поздравить». Мы отворили двери в спальню, и государь вошел.

«Вас ли я это вижу, Ольга Александровна! Вы маменька, может ли это быть?» – «Государь, я не знаю, как вас благодарить, но милости ваши чувствовать умею; в древние времена я бы попросила вашу ручку поцеловать, а теперь…» – «А теперь, – сказал государь, перебивая речь, – теперь дайте мне вашу ручку поцеловать, но кончики только, потому что я холодный, только со двора». И государь, поцеловав ручку, тотчас от Ольги отступил. Ольга представила государю княгиню Екатерину Алексеевну, которая очень оробела.

«Ну, признаться, и на свадьбе вашей быть показалось бы мне странно, видевши вас недавно ребенком; но крестить дочку вашу – я этому сам не верю. Все это очень скоро сделалось. Вам 16 лет?» – «Нет, государь, полных 17». – «Что ж, великая княжна Елена вышла замуж еще до того, как ей сравнялось 16 лет. Вы обогнали вашу старшую». – «Она мне, государь, и сестра, и мать крестная». – «Вот хорошо! Стало быть, она и сестру, и племянницу крестила. Вот какая у меня кума! Здесь вся ваша семья?» – «У меня есть еще, государь, гусарик», – сказала Наташа. – «Какой гусарик?» – «Я вам его приведу», – сказала Наташа и пошла за Пашкою, который, одетый в новый мундир подаренный, сидел в спальне у княгини Екатерины Алексеевны и ждал сигнала явиться. Он подошел и славно сказал государю вытверженный им урок, подняв руку ко лбу: «Здравия желаю вашему императорскому величеству!» Государь засмеялся и поцеловал его. «О, брат, – сказать он изволил, – да ты перещеголял брата твоего Костю и ранее его начал служить; а который тебе год?» – «Шесть лет», – отвечал Пашка смело. «Я нахожу, – сказал государь, – что похож на вас», – адресуясь к Наташе.

Зять доложил, что все готово, и государь вышел в гостиную, тотчас пошел к бабушке, открыл одеяло и стал рассматривать мамзель Сашку. Начался обряд, который государь очень твердо знает, ибо говорил то Кате, то бабушке, что должно делать. Сашка была умна и почти не кричала. Государь рукою изволил прежде попробовать, не холодна ли вода. Только что окунули, – карета въехала на двор, а велено было всем отказывать. Я побежал в переднюю, а это был князь Петр Михайлович, которого пускать не хотели люди. Он просил, чтобы я его провел как-нибудь задними комнатами к Ольге, не проходя через гостиную, что я и сделал. Как кончилась церемония, стали просить государя войти к Ольге; но он приказал прежде понести к ней окрещенную, после вошел сам. Поздравлять стал Ольгу, поцеловал у нее еще руку, потом у княгини Екатерины Алексеевны, потом у Наташи, потом у Кати, называя ее милою кумушкою , потом обнял меня, говоря: «Поздравляю дедушку», – потом поцеловал Долгорукова два раза: «Желаю тебе утешаться моей дочкою крестною». И Костю тоже поцеловал и поздравил, да увидев Пашку за стулом, сказал: «Ах ты мой гусар, поди-ка сюда, надобно и тебя поздравить дядею». Все мы были тронуты, а дамы прослезились милостию такою. Государь все стоял. Ольга попросила его сесть, но он благодарил. «Тогда, – сказала Ольга, встав со своей кушетки, – и я буду стоять». – «О! Так, видно, придется мне сесть, но я буду просить дам сесть также».