Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Едучи на концерт, граф сказывал, что государь в ночь отправился в Ярославль на пару дней. Верно, чтобы не быть здесь 19-го числа, в сей печальный для него и России день, а то каким делам быть в Ярославле? Государь, верно, заедет к Троице, то есть остановится там помолиться. Вообрази, брат, досаду мою: еще на балу во дворце князь Петр Михайлович сказал мне, что имеет уже ответ от Алины [Александры Петровны Дурново, дочери князя Петра Михайловича Волконского], которая поздравляет Ольгу с дочкою. В понедельник Ольга родила, а в субботу поутру князь имел уже ответ, и в Петербурге знали о радости нашей, и ты знал не от меня первого, но от князя Петра Михайловича самого. Жаль, что ты не мог писать с тою же эстафетою, что Алина к отцу. Не скажет ли что-нибудь почта? Ежели ты 11-го узнал от князя Волконского, то 12-го мог мне писать по почте. То-то тебя обрадует, ибо я все предвещал роды к моим или Катенькиным именинам, да не тут-то было. Сашка мила, глаза пребольшие черные, ушко маленькое, как у Наташи и Кати, а нос курносый, Ольгин. Долгоруков начал уже убирать дом, лестница будет в цветах и деревьях, зала также; только не знает еще, завтрак ли надобно или чай, то есть до обеда ли или после будут крестины.

Вчера представлялась Наташа. Государыня начала шуткою: «Вы дожидались титула бабушки, чтобы представиться», – потом спрашивала об Ольге и более все об ней говорила. С нею представлялись Черткова, Кругликова и сестра их Наденька Чернышева, Софья Александровна Волкова, молодая Корсакова, графиня Васильева с дочерью, Бибикова, урожденная Муравьева-Апостол [Екатерина Ивановна, сестра трех декабристов], которая говорила что-то много и плакала. Ланская не приехала: у нее, бедной, сын восемнадцати лет очень болен, а муж ее, губернатор костромской, представлялся; он и Гродненской губернии Муравьев были приняты в кабинете. Ты, верно, знаешь старика-героя Неклюдова, который первый полез на приступ в Измаиле. Он просил пенсию его обратить дочерям. Государь сделал это; потом просил государя утешить его. – «Чем?» – «Мне стыдно, государь, что меня будут, старика, хоронить без генеральских почестей». – «Этому не могу пособить: ты отставной». Старик опечалился. Но вскоре государь послал Неклюдову эполеты генеральские, велел сказать, чтобы жил долее, а когда умрет, то почести получит, какие желал. Неклюдов был вне себя от радости. Я видел его во дворце вчера, и он твердил: «Теперь одно бы желал – убитым быть на штурме каком-нибудь за батюшку Николая Павловича». Ему 86 лет, а ужасно еще бодр.

Вчера купцы давали большой обед Канкрину. Недаром он сюда приезжал; он сделался популярным, ибо прежде его не любили, немцем все называли. Желательно, чтобы мнение насчет нашего также переменилось, но у него нет ловкости Канкрина, не умеет угодить и быть приятным, даже когда хочет.

Александр. Москва, 17 ноября 1831 года

Князь Дмитрий Владимирович выходил много наград, многие еще под спудом. Новосильцев, яко другу, вверил мне, что третьего дня государь, едучи из дворца в экзерциргауз, сказал князю: «Подле вас есть некто, у кого есть враги и кто хвастает, будто делает из вас что хочет». Князь очень удивился, когда, спросив, кто это, услышал имя Новосильцева. Князь горячо заступился, но так как уже подъезжали, то и разговор прекратился. По-моему, князь напрасно сказал это Новосильцеву, который в ужасном сокрушении, не заслуживая мнения такого. Князево дело – переменить мысли царские, в чем, верно, и успеет; но каково бедному Новосильцеву покуда? Он было представлен был в коллежские советники и камергеры. Часа три мы толковали, откуда могла бы идти эта неприятность, и не постигаем, ибо это неправда: Новосильцев пользуется весьма добрым именем в Москве. Он имел длинную беседу с Бенкендорфом, который его успокоил и слово дал, что он тут совершенно чужд и что никогда не было речи о нем. Всех мы теребили, остался один Волков, к коему еду объясняться; но я уверен, что и Волков не мог повредить Новосильцеву. Вот как легко безвинно погубить человека, и как должно быть осторожным на сем свете! Новосильцев очень остер; может быть, невинное, но колкое словцо поставило против него какую-нибудь кумушку. Все это сообщил он мне под секретом; я очень рад, что имею случай быть ему хоть несколько полезным, и желаю, чтобы он выведен был из столь неприятного положения. Об этом должно князю стараться; это выходит его дело столько же, сколько Новосильцева. Очень мне прискорбно положение бедного Новосильцева.

Лобанов, князь Борис Александрович, сделан камергером, да кой-какие мелочи. Шереметеву также ключ, недавно дочь [Анна Сергеевна] сделана фрейлиною. Это доказывает, что заступничество великого князя Михаила Павловича очень сильно у государя, ибо его высочество фамилию эту протежирует. Государя ожидают обратно сегодня в ночь или завтра поутру. Ох, метель большая на дворе, как бы не испортило это дороги и его величество бы не задержало. Государь сказал князю Дмитрию Владимировичу: «Давайте ваш обед 20-го, но считайте меня в эти дни в Москве как бы отсутствующим».

Александр. Москва, 18 ноября 1831 года

Граф и канцелярия его работали вчера целый день над отправлением курьера в Лондон. Он просил меня заехать за ним вечером и везти его в Немецкий театр, куда звал его в свою ложу князь Дмитрий Владимирович. Так мы и сделали. Князь должен был оставаться в императрицыной ложе, поэтому мы были одни с графом. Театр холодный или, лучше сказать, сырой; я графа уговорил надеть шинель, которую выписал ему из передней, а то после болезни недолго бы ему опять занемочь. Труппа незавидная, правду сказать. Мадам какая-то с большим голосом делала мудреные гаргульяды, но вовсе не приятные, хотя ария была и Россини. Мы уехали с графом прежде конца, чтобы избежать толпу; разъезд очень плох в этом Юсуповском театре.

Озерова дочь Катерина взята во дворец; сказывают, что берут также для житья во дворце Бартеневу, но без фрейлинства. Вот и будут готовы две домашние музыкантши для импровизированных концертов: одна петь будет, а другая – играть на фортепьяно. Петр Иванович и рад, и жалеет, ибо Катерина Петровна была как матерью для сестер своих. Желаю, чтобы бедную Бартеневу взяли; чего ей ждать от такого отца и взбалмошной матери? Намедни были дежурные Озерова и Шереметева, послали за Рубини и князем Григорием [Григорием Петровичем Волконским, сыном министра двора], и вдруг составился концерт у императрицы.

Завтра есть оказия к великому князю Михаилу Павловичу, надобно мне писать к нему непременно. Он велел сказать Башилову через Шереметева, что «оставляет службу, чтобы идти в звонари Ивана Великого». Государь очень смеялся этому и приказал сшить из красного сукна кафтан (это костюм ивановских звонарей из старины) и послать оный к его высочеству с завтрашним курьером. Жаль очень, что не приехал сюда его высочество.