Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Горголи и Демьян Кочубей, бывшие свидетелями, были вчера вечером у меня и объявили, что покойный граф Алексея Орлова и меня назначил душеприказчиками. С Орловым он воспитывался, это и понятно; а я с ним никогда не был знаком и даже ни слова не говорил, знал его, только встречая на Невском проспекте, где он всегда и недавно еще гулял. Не знаю, что за мысль пришла. Признаюсь, что я сему не рад, ибо довольно я уже потерпел от духовной Алексеевой. Хотя, впрочем, не полагаю, чтобы тут были затруднения и истории, как там, но все должен я хлопотать по чужим делам, между тем как свои идут так плохо. За алексеевское дело мало кто останется благодарен, хотя точно без меня бы наследники, получившие до копейки все, что им было завещано, не получили бы и пятой части: так бестолково была написана духовная. Что же вышло? Сделал я себе врагов, нажил клеветников и ругателей, да еще детям процесс, после того, что пять лет мучился, чтобы всех удовлетворить, и что не виноват, если один из наследников лично вздумал сделать детей своих наследниками, к крайнему моему неудовольствию. Эка, я куда заехал!

Александр. Москва, 11 марта 1833 года

То-то человек никогда не знает, что его ждет. Всякое положение подвержено изменениям, а потому никогда не должно предаваться отчаянию. Я от многих слышал, что нашему доброму Завадовскому так плохо приходилось, что не знал, чем и как жить; а князь Шаликов, имеющий семейство, ночи просиживал, писал, сочинял, печатал, издавал журнал, чтобы иметь, чем своих кормить, как все вдруг переменяется; у Завадовского является 600 тысяч и 900 душ, а у Шаликова – 25 тысяч капитала, и последний, верно, богаче себя почитает первого. Великая была для меня отрада, получив твое и Вяземского известие, написать Шаликову: «В Петербурге умер граф Завадовский, человек богатый, царство ему небесное! Я его никогда и не видывал, но чту его память, и вот почему: он оставил доброму человеку, отцу семейства, небогатому, 25 тысяч, а этот отец семейства – это вы, любезнейший князь, поздравляю», – и проч. Я получил прерадостный ответ от Шаликова, а там и сам он явился и желал знать: куда же денется имение двоюродной его сестры, матери покойника? Она оставила ему тысячи полторы душ, то есть сыну своему. Я обещал о сем разведать. Уж это не то ли имение, которое полагается у вас выморочным? Что кабы вдруг Шаликову достался этот Воротынец! Тогда бросит Парнас и переселится на землю. Узнай-ка, мой милый.

Александр. Москва, 13 марта 1833 года

Сию минуту был у меня Ростопчин; к нему фрак идет лучше мундира, и он, кажется, поправился в здоровье своем. Я рад, что он, брат его и даже графиня ладят теперь с Брокером; давно бы им взяться за ум, у всех лучше пошли бы дела. Посылаю тебе стихи, поднесенные мне князем Шаликовым. Как бы я желал, чтобы имение, которое вы полагаете выморочным, досталось ему! Он мне доставил записку подробную о родстве своем с покойным Завадовским. Все в Москве радуются его счастью. Он очень просил меня поблагодарить Вяземского за его участие в перемене его положения. Покажи Вяземскому стихи.

Салтыков, Кобылин (отказавшиеся от Английского клуба), Сонцов, кажется, и Чертков, и многие другие затевают общество вместо клуба, где точно очень делается неприятно, многие бросили ездить; но я не знаю, успеют ли в своем предприятии.

К Александру Яковлевичу Булгакову

Константин. С.-Петербург, 15 марта 1833 года

Только что за перо – приехал генерал Штрандман, старинный молдавский знакомый, да еще за делом, от великого князя: надобно было с ним потолковать об устройстве приема писем на Спасской Полести.

Бедный князь Сергей Голицын вчера кончил жизнь свою. Граф Курута третьего дня от матери Штерича получил уже приглашение на похороны. Вот тебе наши печальные новости. Опочининой, говорят, легче; но что-то не верится докторам.

Имение, которое, после Завадовского, я назвал выморочным, точно то самое, о котором спрашивал тебя князь Шаликов. Я бы весьма желал, чтобы ему досталось; но говорят, что оно идет в род деда покойного Завадовского по матери, которая была дочь полковника из запорожцев. Если князь Шаликов был двоюродный брат матери Завадовского по ее отцу, то, кажется, может претендовать, а если по ее матери – то, говорят, нет, ибо имение было от отца ее; следовательно, этот вопрос он сам может решить, зная бессомненно, откуда происходило его родство с нею. Да, брат, Завадовский наш воскреснет от этого наследства; его положение было очень затруднительно, но Бог добрых не оставляет, а он точно добрый человек.

Константин. С.-Петербург, 20 марта 1833 года

Вчера ездил с графом Орловым в дом, где жил покойный граф Завадовский, при свидетелях, и полицмейстер снял печати, сделал опись наличным деньгам, банковским билетам и проч. Оказалось билетов на 804 тысячи, червонцев – 4035 штук, несколько империалов и полуимпериалов, наличных ассигнациями – 63 тысячи рублей. Стало, нашему Завадовскому, кроме разного имущества, серебра, бриллиантов, коих тысяч на 12, медалей и проч., тысяч 600 чистыми деньгами. Порядочное наследство и очень кстати.

Третьего дня у Лавалей было битком набито. Карадори пела, будет еще раз петь для дирекции, а там отправится. Должна быть довольна Россией; но, правду сказать, она сама мила и заслуживает, чтоб для нее делали лишнее. Вчера она пела для инвалидов, только я не мог достать ложи.

За пение у императрицы Карадори получила прекрасный фермуар хризолитовый или окруженный крупными бриллиантами, тысяч в пять. Скажи своим журналистам, что певица третьего, по их словам, разбора получила такой славный подарок. Какого бы разбора она ни была, но ее слушают все с большим удовольствием и иногда с восхищением, и многие другие, слушавшие Паста, Малибран и других славных певцов, которых, может быть, никогда не видали журналисты, на нее нападающие. В кои-то веки приехала прекрасная певица, и той спуску нет.

Говорят, князь Дивен, министр просвещения, просил об увольнении и уволен. Вероятно, Уваров будет управляющим. То-то подымется!

Константин. С.-Петербург, 23 марта 1833 года

Здесь уже заговорили, что Уваров сделан настоящим министром, а Виельгорский – его товарищем. Я думаю, при таком условии Уваров лучше всегда согласится быть управляющим. Я знаю, что ему товарища не хочется; а я бы желал хоть еще двух иметь помощников, лишь бы были хорошие люди, а лучше пана Михаила ему не нажить.