Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Александр. Москва, 27 июня 1829 года

Сегодня надобно мне будет рыскать почти все утро по милости принца персидского, быть в доме Разумовского, где у меня свидание Сафонову для устроения сада и многих работников, потом быть у Четвертинского для экипажей, потом у коменданта да у Юсупова, потом ворочусь к князю для окончания отправления Новосильцева по Тульскому тракту навстречу принцу. Хорошо, что этого посылают; он нам, по крайней мере, порасскажет, ибо до сих пор мы совершенно ничего не знаем, даже – где теперь находится персидская свита. Как было не взяться Нессельроде за это ранее? Обещаемого им церемониала мы, верно, не дождемся, а потому и прочил меня князь составить церемониал, основываясь на прежних приемах с переменами, подобающими шахову внуку. По приказанию Князеву пишу Родофиникину о деньгах; ничего не ассигновано, откуда получить их?

Вчера князь в записке своей, говоря кое о чем, что нужно для отправления Новосильцева, прибавляет: «Было бы лучше, если бы вы смогли прийти провести вечер у меня, будут дамы, а после мы побеседуем». Так и сделалось. Я нашел там много людей: все Строгановы, Нарышкины, Мятлевы, твоя Апраксина, что за толстым Голицыным (с ней, с Риччи, Обресковой, графиней Шереметевой досталось мне в вист играть), Фавст, Апраксина, Ланская, Юсупов, Васильчиков, Хованский (который взял с меня слово ехать с ним 29-го в Суханово), милый Потоцкий и много других. Пели тут цыганки, коих я ненавижу; но этот хор – вещь особенная, нет визгу, крику, а они подделали все как-то на род итальянского пения хором с выходками соло. Есть тут одна малютка, у коей голос удивительный, небольшой, но нежный, приятный, точно пеночка поет, а не человек. Как все разъехались, князь взял меня и Новосильцева в кабинет, и тут потолковали мы еще с полчаса о Персии. Большая часть гостей были водопийцы, а потому все было кончено прежде одиннадцати часов.

Александр. Москва, 28 июня 1829 года

С завтрашнего дня станем уже устраивать дом Разумовского, 150 нагоним работников. Я полагаю, что не нужно царское великолепие. Все дом этот покажется принцу дворцом в сравнении с тем, что видал на дороге и даже у себя. Касательно денег будут писать завтра Родофиникину; я думаю, что не худо бы ему написать мне и сказать, что вот столько-то назначается на издержки все, а то князь Дмитрий Владимирович очень транжирит. Видел я у него Меншикова, который тебе кланяется. Счастье наше, что принц едет тихо, в иной день 40 верст, а никогда более шестидесяти и семидесяти. По моему счету, прежде 10 июля сюда не будет. По этой суете не вижу два дня Закревского; хотел обедать сегодня, но не успею. Завтра не могу ехать в Суханово: поутру у нас свидание с князем Дмитрием Владимировичем в доме Разумовского.

Александр. Москва, 29 июня 1829 года

Вчера возился я, как угорелая кошка, целый день, зато вечером приятно отдохнул у Закревского. Явясь к нему в 7 часов, нашел его одного и очень не в духе. «Что такое?» – «Пойдем, брат Александр, ходить по саду, разогнать досаду». Гуляя вдвоем, рассказывал о Медикохирургической академии, где был поутру и нашел величайшие беспорядки. Подзывал меня Закревский с собой в Суханово (ибо Хованский раздумал туда ехать, зван будучи здесь на какой-то обед), но увы, не могу: сегодня в 12 часов должен я быть в доме Разумовского, куда явится и князь Дмитрий Владимирович, и губернатор, и Поливанов, и Сафонов, и Гедеонов для общего обозрения, что сделать нужно в доме; тотчас нагоним 200 работников. Закревский сегодня ночует в Суханове, 30-го он будет у Писарева поблизости в деревне, 1 июля – в своей подмосковной под Подольском, 2-го вечером – здесь, а 3-го – у меня обедает запросто в нашей семье.

Меня очень позабавило письмо Малиновского, который меня благодарит за то, что я, не теряя времени, по письму его (его? А я прежде знал уже о том прямо от Родофиникина) тотчас вошел в сношение с князем по данному мне высочайшему препоручению. Напрасно трудился господин сенатор; благоволение его мне не нужно.

Александр. Москва, 1 июля 1829 года

В соборе было молебствие по случаю занятия Гейсмаром Рахова; день красный, стало быть, и приуготовленная на Тверском бульваре иллюминация, и гулянье удадутся. Вчера был я в Суханове, туда меня возил и оттуда привез князь Николай Николаевич Хованский. Я вспомнил наше туда путешествие неудачное, узнал даже место, с коего вернулись мы обратно в Москву. Суханово прелестно! Все сады на пригорке, внизу много воды. Князь Петр Михайлович поставил два прекрасных монумента, один – покойному императору, другой – императрице Елизавете Алексеевне; дом обширен, хорошо расположен, убран со вкусом. Накануне множество было гостей из Москвы; большая часть разъехалась, однако же мы нашли там еще Закревского, Волховского, княгиню Черкасскую и много других, так что за столом было нас человек 25.

Княгиня очень велела тебе кланяться и звать в Суханове. Я вспомнил, что ты и ближе был, туда ехал, но не доехал. Есть там три комнаты, расписанные Барбьером очень хорошо: одна Египетская, другая Турецкая, а третья Рыцарская, в коей на потолке нарисованы все ордена, ленты и знаки, звезды, коих князь Петр Михайлович кавалер. Мне Суханово очень полюбилось: место такое, что можно тут убухать, не увидишь как, полмиллиона. Я люблю, что на покате перед домом зеленый луг. Я мучил княгиню, чтобы велела срубить деревьев с дюжину, кои маскируют вид; тогда бы видна была с дому вода внизу, но она не смела решиться: жаль деревьев! Да помилуйте, это не кедры, не тополи, даже не дубы.

Дом Разумовского кипит; штукатуры, столяры, драпировщики, живописцы, садовники, плотники – все это работает там. Я часа по два в день там бываю; время коротко, надобно спешить. Есть здесь у менялы славный, большой портрет шаха; мне хочется взять оный напрокат и сделать приятность принцу, повесить у него в спальной дедушкин портрет.

Александр. Москва, 2 июля 1829 года

Насилу попал я в Архив. Вот пять дней, что вожусь все в доме персидском, где, однако же, все идет скоро и хорошо. Меня, как мячиком, кидает то к Голицыну, то к Долгорукову, то к Четвертинскому, то к Юсупову. Беда! Не поверишь, сколько хлопот. Князевы чиновники, кремлевские и Комиссии строения не поддаются ни на что; им все кажется, что они будут работать, а нас наградят. Народ жадный, завистливый. На беду, князь Дмитрий Владимирович ездил в деревню, а Юсупов – в Архангельское. Экипажей нет придворных. Долгоруков говорит, что и в Варшаву должно было посылать на время коронации из Петербурга все это.

Александр. Москва, 5 июля 1829 года

Ты видишь, каково мне жить и сколько хлопот; надобно еще, чтобы я же писал князю все бумаги. Он одобрил сочиненный мною церемониал, однако же посылает прежде к Нессельроде на утверждение, чтобы не сделать ни слишком много, ни слишком мало. Умно делает. А между тем мы еще напишем Родофиникину, чтобы ехали тише, и ежели уж очень приспичит, то заставим его жить в Коломенском дворце до получения ответа от вице-канцлера и устроения здесь всего как надобно. Мы получили очень обстоятельные и полезные для нас сведения о принце.