Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Зачем не видят это Екатерина II, Потемкин, батюшка? А может быть, и глядят, и радуются.

Кондиции можно предугадывать. Вот мой мир: греки независимы, Босфор – свободный для всех флотов (Европа, падай к ногам Николая!), Анапа, Поти, Ахалцых наши, в Европе граница – течение Дуная с островами, 200 миллионов вознаграждения за убытки войны, Варна наша до исполнения трактата; после этого можем гарантировать целость турецких владений. Все хорошо! Но зачем мы не в Царьграде? Я бы, знаешь ли, что на месте Дибича? Пошел бы туда с 30 тысячами, будто чтобы защитить христиан от лютости черни, а чернь – от лютости султана. Ну смерть этого хочу; но Дибич доказал, что умница; ежели надобно, пойдет и в Стамбул.

Закревский справедливо заметил некоторую бедность в Москве. Основав славу свою и могущество твердо в Европе и Азии, теперь остается государю помочь своим дворянам, кои с 12-го года все в большую приходят скудность и разорение; остается устроить благоденствие внутреннее.

Жутко будет теперь султану и тяжело царствовать, не станет храбриться и против своих; вот тебе и герой, так прославленный, вот тебе Петр Великий! Смели его сравнивать с нашим бессмертным Петром. Тот сам царствовал, сам дрался, сам корабли строил, сам законы писал, а этот не видал в глаза русского, не слышал русского выстрела, а только прогуливался со знаменем Магометовым.

Александр. Москва, 23 сентября 1829 года

Я в Москве. Со мною всё приключения. В деревне Мельгунова, где фабрика на воде, на земле Закревского, нет моста нового, старый унесло; поехали мы в объезд и увязли в болоте, где бились часа два и чуть не утонули в болоте. Вот была бы новость.

Так и жарят! В Кремле пушечная пальба и молебствие; так говорит Рушковский, ибо я не слышу выстрелов сглуха. Возвращаюсь к моему приключению; послал Яшку верхом в деревню; он привел 5 геркулесов, кои вытащили и коляску, и увязших несчастных лошадей. Повозку тащили на себе шагов с 500, я в первую минуту соскочил из коляски, да и увяз по колено в болото. Слава Богу, что, вымочив ноги, не простудился; приехав поздно в город, напился чаю у Фавста, и все хорошо обошлось. Здесь говорят, что умер шах персидский; я что-то не верю, увидим, что скажет тифлисская почта. Это бы подвинуло Хозрева к престолу.

Александр. Москва, 24 сентября 1829 года

У нас вчера была пушечная пальба для мира. По сему случаю странность случилась, о коей сам князь Дмитрий Владимирович мне сказывал. В рескрипте к нему государя сказано: «нашему генерал-адъютанту князю Голицыну», а он не есть оным. Не знают, как это толковать; не сюрприз ли от государя? Сомневаюсь очень, а просто это ошибка писца. Государь прочел смысл рескрипта, а на заглавие не обратил внимания своего, а тут-то и наврали. Обер-полицмейстер взял копию с оригинала для всеобщего сведения, на оной повторил ошибку (чего бы я не сделал) и подписал: «с подлинным верно». Мог бы генерал-адъютантство и выпустить. А князю написать бы приватно к Чернышеву и объяснить дело, не доводя оного до огласки; писарю будет напрягай, а Голицын останется при том, что был. Скажи это Закревскому. Вчера был у тестя предводитель Бахметев с тою же копией; приезжал советоваться, какой сделать подарок Строганову, кубок ли, деньги? Он что за пьяница? Да не идут и деньги. Чего лучше табакерка с надписью, которая всего будет драгоценнее для Строганова? Да что написать? – «Как что? – “От обрадованной Москвы вестнику мира, графу Сергею Григорьевичу Строганову, …-го сентября 1829 г.”» Так и положено сделать; табакерка будет в 5000 рублей, четыре урода по углам, а в середине означенная надпись из мелких бриллиантов. И тут этот дурак Бахметев вместо «мира» написал было «мф» – одолжил бы!

Поверьте мне, что Хозринька мой нездоров от невской воды; да и что мудреного – из знойной Персии переселиться вдруг на север и в непостоянный ваш климат. И он, я чаю, выпучил глаза на мир наш. Здесь поговаривают о многих отставках. Греки, кои, как в сумасшествии, ходят по бульвару и саду Кремлевскому, всех целуют и потчуют; приуныли, узнав, что им дают в короли будто немца принца

Кассельского, не их веры; им это больно, да и ему невесело будет. Лучше бы род господаря, как в Молдавии. Греки также желают, чтобы господари в княжествах были наследственные; но что толковать прежде времени? Узнаем, увидим; государь все премудро устроит.

Александр. Москва, 25 сентября 1829 года

Я так и загадывал, что будут два фельдмаршала; но из голубых [то есть из получивших голубую (Андреевскую) ленту] угадал только графа нашего и другого нашего графа, милого Воронцова; но прочие, казалось, могли бы подождать. Орлова труды в этом мире, даже в войне этой, были не весьма значащи. Озеров, который вчера только обедал у Волкова, пересказывал мирные статьи, кои рассказывал князь Дмитрий Владимирович, слышавший это от Строганова. Кстати сказать, о Строганове: умницы-таки не сделали по мыслям моим, а послушали Лухманова, который им продал какой-то кубок, а чтобы придать ему цены, прицепили к нему бриллиантик. Это довольно глупо. То, что бы сделать дворянину, делают купцы, кои подносят Строганову табакерку. Вчера много толковали об этом у тестя и находили, что я прав.

Был у меня сейчас Семен Аникеевич Селивановский [известный типографщик], мой и Волкова приятель, человек умный и играющий роль между купцами; он едет в Петербург, я тебе его рекомендую и, вероятно, дам ему письмо к тебе. Когда будет к тебе, обласкай. Он очень хорошо судит о делах и вообще человек сведущий; сын его служит у Фавста очень хорошо.

Александр. Москва, 26 сентября 1829 года

Хорошо, что я случился в городе. Я получил вчера письмо от Родофиникина, который дает мне комиссию разведать о приехавшем сюда генерале, шамхале Тарковском, иметь список его свиты и стараться его здесь задержать. Просит о скором ответе, и я очень рад, что все это мог уже исполнить в одно утро, о чем пишу Константину Константиновичу. Вот и письмо мое к нему, доставь тотчас. Это тот самый, который, помнишь, когда Марья Ивановна Корсакова была на Кавказе, сватался за дочь ее Александрину, предлагая тотчас 300 тысяч задатку. Он человек уже старый, говорят. Чтобы лучше исполнить и дать ответ о нем вице-канцлеру, я сам к нему теперь ехать хочу под видом визита.

Очень тебя благодарю за манифест, это памятник премудрости, твердости и великодушия государя нашего. Как сладко читать русскому: Дарданеллы открыты навсегда для торговли всех народов без изъятия. Ну сделали бы это эгоисты англичане? А мы дрались одни, а хотим пользы всем. Как везде сбережено самолюбие покоренного султана и уничтоженного царства его! Султан простер длани (сказано в манифесте) для принятия мира; можно было сказать: султан кинулся к ногам просить пощады. Карантинная линия на Дунае – вещь премудрая; жаль, что ее не подвинули еще ближе к источнику чумному, тогда бы и княжества были предостережены от заразы. Не забыли мы наших единоверцев всех. Все прекрасно; не вышло бы только раздору за Грецию. Зачем давать им короля и главу самодержавную не нашего вероисповедания; почему бы Каподистрии не быть каким-нибудь президентом? А что будет с Дарданеллами? Тут могут, когда захотят, вероломничать. Как Воронцове царство теперь станет процветать. Ай да мир!