Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Признаюсь, что нездоровье государя нас тревожит; самое уже появление бюллетеней доказывает, что было начало болезни не бездельной. Бог услышит молитвы не России одной, но всей Европы. Последнее твое письмо нас успокоило, ожидаю с нетерпением почту. В Москве узнали это только вчера, а большую наделало тревогу.

Александр. Москва, 12 ноября 1829 года

Я кинулся на почту, чтобы узнать что-нибудь о государе, и, благодарение Богу, бюллетень, а еще более слова Лонгинова нас успокоили. Я узнал от приезжего из Петербурга точную причину болезни императора; ежели бы не был государь столь важный отец, то и болезнь бы не усилилась.

Вообрази, что свадьба Соковниной разошлась. Ломоносов это слышал сейчас от самого жениха: вышло какое-то неудовольствие между графом и чудаком этим Соковниным. Это очень неприятно для обоих, особенно для Софьи, которая целовалась с женихом; кумушки станут бог знает что рассказывать. Бобринский едет в Париж, он назначил встречу Ломоносову.

Александр. Москва, 13 ноября 1829 года

Вчера много говорил я с графиней Бобринскою [то есть с матерью жениха, графиней Анной Владимировной]. Чуть точно не разошлось от упрямства Соковнина: стал на том, чтобы свадьба была в мае месяце, а Бобринский не хотел ждать, однако же графиня дело устроила и уговорила чудака этого сделать свадьбу в январе. Все это не так что-то идет, и гармонию нельзя предвидеть между этими господами; женившись, Бобринский отомстит за все это Соковнину. В Москве много будет, верно, комеражей по этому случаю.

Молодая графиня Бобринская, урожденная Самойлова, просит меня доставить Юсупову письмо сие и посылку; это какие-то комиссии, данные ей императрицею. Доставь и извести меня о получении, чтобы я мог ее успокоить.

Александр. Москва, 14 ноября 1829 года

У нас нет никаких новостей, кроме свадьбы Бобринского с нашей Соковниной; а потом племянник князя Сергея женится на старой девице Нарышкиной, дочери Михаила Петровича, который был женат на одной из сестер графини Пушкиной Катерины Алексеевны. Она целый день только Богу молилась и поговаривала о монастыре, да вместо того замуж идет за карапузика, племянника Чижикова. Кривцова свадьба разошлась; родные не захотели отпустить тотчас молодую в Рим.

Александр. Москва, 18 ноября 1829 года

Графиня Катерина Алексеевна Пушкина скончалась вчера вечером. Царство ей небесное! Пожила довольно для женщины, была любима, уважаема в семье; несмотря на удар, бывший за несколько дней, могла говорить, была покойна, и сказывают, что последние ее слова были, когда лили ей лекарство в рот: «Меня кормят, как галчонка молодого!» Стало, дух ее был спокоен, ежели шутила. Это одна из старинных наших знакомых; она пережила всех своих сверстников.

Я не понимаю, как эта скотина Кокошкин обещает на завтра спектакль. Кто пойдет в театр веселиться 19 ноября? Я скажу Голицыну, чтобы это остановили; он меня поблагодарит за предостережение. Чего смотрит полиция!

Александр. Москва, 19 ноября 1829 года

Я слышал вчера обстоятельство, которое очень меня тронуло; старуха Пушкина, как я тебе писал, умерла; за несколько часов до кончины ее приходит священник в спальню ее. «Что такое?» – «Молебен, графиня, для вашего выздоровления». Старуха сказала умирающим голосом следующие трогательные слова: «Нет, мои друзья, помолимся прежде о выздоровлении государя нашего, а там уже обо мне; я довольно пожила, теперь уже всем в тягость, а он нужен всем, молитесь за него, и мне будет легче!» Так и сделали.

Как тепло ни оделся, а прозяб в соборе. Народу простого было много: а нас, вообрази, только комендант Веревкин, генерал дивизионный Набоков и я. Удивляюсь, что князь Дмитрий Владимирович не был; должен быть болен, ибо знаю, как он душевно предан покойному императору. Сегодня только узнал, что Павел Иванович Кутузов, сенатор, умер в Твери, предсказав свою кончину за два месяца прежде, и точно умер так. Был здоров, велел себя соборовать, отпевать, лег в постель и умер. Приехал из деревни в Тверь, стал в трактире, потом сказал, что неприлично умирать в трактире, нанял домик, где точно и умер через два дня, по предчувствию своему – ровно через два месяца.

Александр. Москва, 20 ноября 1829 года

То, что ты пишешь мне, переменяет мои намерения, и я князя Дмитрия Владимировича буду просить засвидетельствовать перед государем о трудах моих около персиян, ибо от графа нашего ждать нечего: моя персона слишком мало его интересует. Он не сделал даже чести отвечать ни на одно мое письмо. Бывало, старик-канцлер граф Воронцов, когда я еще щенком, во время болезни Карпова, посылал ему донесения из Неаполя, конечно пустячные, старик Воронцов делал учтивость и сам подписывал письма, коими в двух словах говорил: «ваши донесения получены», а иной прибавлял: «и я ими доволен». Кто не жаден к наградам, для того и это поощрение [49] У Воронцовых, графов и князей, строго соблюдалось правило отвечать на всякое полученное ими письмо, хоть бы в двух словах. .

Вообрази, что Пушкина старуха умерла, не сделав распоряжений, о коих говорила, в пользу дочери Оболенской, которая беднее всех их и имеет много детей; она ей всегда помогала, давая от 15 до 20 тысяч в год. Кто велит Ване это продолжать?

Александр. Москва, 22 ноября 1829 года

Вот и черный билет принесли. Граф Девиер объявляет о кончине старушки-тещи своей Елены Петровны Херасковой, бывшей приятельницы батюшкиной; только ежели такой холод завтра, то в даль такую за Сухареву башню не поеду.

Был у меня сейчас Каменский Дмитрий Николаевич; порядочный молольщик, начал мною, продолжал с женою и, отстряпав эту, кончил Лелькою. Сказывал, что писал тебе два раза; я отвечал, что ты был болен, а потом, когда нечего тебе говорить, то ты пустых писем не пишешь, а молчишь. Был у меня и Вяземский, скоро собирается к вам. Кажется, хочет приняться за службу; умно сделает, а друзей и покровителей значащих у него довольно, способности – также, так чего же лучше!

Александр. Москва, 25 ноября 1829 года

Вяземский случился у меня, как принесли письмо твое, и он отнял у меня речь Уварова. Хороша, красноречива; видно, что сочинение поэта. Вели себе дать «Дамский журнал» Шаликова № 48 (это последний); там найдешь ты под статьею «Принц Хозрев-Мирза» описание нашего вечера; писано несколько надуто (это манера Шаликова), но все очень справедливо и, может быть, слишком уж подробно. Как не сказал он, что Юсупов играл с нами в веревочку по убеждению принца! Много теперь говорят о статье сей. Ты знаешь Москву! Многие кумушки приезжают, повторяя: «Покажи, матушка, шаль, что принц прислал через капитана!» Шаль очень дрянная, а потому, для чести принца, и не показываем.