Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Очень я рад, что государь пожаловал Поленову [Василий Алексеевич Поленов заведовал Государственным архивом] 10 тысяч; за такие милости всякий благословлять должен императора. Поленов беден и давно служит.

Здесь слухи носятся о новой ревизии, после коей будто крестьяне будут объявлены вольными [52] Слух был довольно основательный: в Великий пост того года государь уже привозил в Москву и сообщал (конечно, немногим) предварительное начертание раскрепощения крестьян с земельным наделом. Помеха последовала из Варшавы. . Что не выдумают и чему не поверят!

Александр. Москва, 3 января 1830 года

Ну уж праздник дал князь Дмитрий Владимирович вчера, мой милый и любезный друг. Таким маскарадом можно бы было блеснуть и во время коронации и Венского конгресса. Званых было 700 человек. Одни больные и хилые не были. Даже Волков потащился. Несмотря на это, не было тесноты, и веселение не прерывалось. Что за костюмы! Какой вкус! Какое богатство! Какая веселость непринужденная! Изобилие конфет, мороженого, фруктов, ужин. Началось маленькой пьескою, устроенной Всеволожским; он представлял Фигаро, слугу строителя испанских замков господина Буасье, который и сам был как Фигаро, и все закончилось хорошенькими куплетами. Играли все восхитительно. Фигаро вызывали и аплодировали ему очень. Масок смешных, красивых, кадрилей была бездна, много танцевали, и великим событием, которое некоторые и покритиковали, но большинство, и я в их числе, одобрили, стало то, что котильон танцевали стоя и без стульев. Очень я желаю, чтобы этому прекрасному примеру, заданному княгиней Гагариной, стали все подражать: стулья стыдны молодым. Получается все наизнанку: танцоры сидят, зрители стоят. Князь с княгинею были в чудном настроении, словом, бал был лучше всех, что я видел. Я не маскировался, один только раз надел ливрею Виктора, Александр Всеволожский – ливрею Ле Бранша, между нами был Фигаро, да так и ходили втроем. Катенька была бесподобна, ее сравнивали с Жоржею; диадема к ней славно идет, и платье старинное также. Ольга была в простом розовом домино очень мила; много об них жужжали тут. Мы в четвертом часу воротились домой, все натешились, а особенно Костя.

Вчера объявили свадьбу прелестной Веневитиновой с графом Комаровским.

Александр. Москва, 6 января 1830 года

Что я предсказывал князю Дмитрию Владимировичу, сбылось: по приему, сделанному Орлову султаном, граф Нессельроде и Закревский пишут князю, чтобы и Галиль-паше оказаны были особые почести. Я рад, что дом у нас порядочно убран. Хотел я его украсить батюшкиною коллекцией турок, но она, по несчастью, в подмосковной; поздно хватился, а посылать уже некогда. Портреты чиновников турецких их бы повеселили, но многое у них теперь изменилось, особенно в костюмах. Здесь пробудут они только четыре дня; велено ускорять их путешествие, ибо приближается пост, во время коего нельзя будет давать послу пиров в Петербурге. Я очень рад, что скоро от них избавлюсь. В одно время с князем Дмитрием Владимировичем едет в Петербург и любимец его Борис Карлович Данзас, коего отца мы всегда видали у графини Строгановой. Этот женат на побочной дочери князя Сергея Михайловича Голицына, очень приятный и добрый малый. Он очень тобою хвалится за какое-то сделанное ему тобою одолжение; я ему сам предложил знакомство дома твоего и письмо рекомендательное. Петр Петрович Новосильцев его привезет к тебе.

Александр. Москва, 7 января 1830 года

Я полагал, что князь Алексей Борисович в Петербурге, а потому не известил тебя о кончине его, а выходит, что он умер скоропостижно в Орле ударом. Граф Зотов, будучи у Всеволожского, получил эстафету с этим известием. Странно, что покойник писал за день до кончины к митрополиту, прося у него позволения возобновить в Чудовом монастыре какие-то надгробные памятники древние предков его, князей Куракиных, а вместе с ним и место тут же и для себя.

Вот и вакансия для канцлера орденов российских. Верно, будет граф Кочубей.

Александр. Москва, 16 января 1830 года

Муханов [тогдашний московский обер-полицмейстер] занемог в Орле, ему приставляли пиявки, а с турками продолжает путь князь Херхеулидзев, адъютант графа Воронцова. Они ночуют сегодня в Подольске, а завтра имеют въезд или, лучше говоря, прибудут в Москву, ибо не будет никакой церемонии, а просто, чтобы сделать им учтивость, пошлют к заставе городовые их кареты, в коих и привезут главнейших в дом, для них приуготовленный, а прочие пусть следуют в дорожных их экипажах. Многое переменили мы против письма Муханова, который полагал, что князь здесь, а его нет; так как Небольсин правит его должность, то и неприлично было бы ему дожидаться турок в доме, а приедет он после, погодя. Хлопот прибавилось: о столе не было мне ничего сказано, а теперь пишет Муханов, чтоб были хорошие повара, готовили бы на европейский вкус, чтобы был пилаф [плов] всегда (не так глупо), мороженое, варенье и стол на 30 персон. Все это узнаю я вчера, то есть почти накануне их приезда; поди, успевай все делать! Прежде имели мы только список, какую нужно приготовить провизию; ежедневно надобно 200 бутылок меду хорошего, а это делается только на заказ, и надобно две недели времени. Хорошо, что в клубе у меня приятели и я мог оттуда забрать весь мед. Множество эдаких глупых забот, отнимающих у меня время; а оно нужно мне для собственных моих дел и приуготовления к отъезду.

Щербатов (везде мы эту гадину встречаем), посланный навстречу к туркам от князя Дмитрия Владимировича, вздумал привезти их сюда ночью сегодня, не понимаю – зачем? Разве, чтобы более было тревоги и беспокойства и им, и нам. Вчера был я у Небольсина, и для предотвращения сего отправили мы эстафету к Херхеулидзеву, чтобы остались они ночевать в Подольске, а въехали бы днем завтра в Москву: увидят город, и все лучше расположится к покойному для них ночлегу. Радуюсь я, вспомнив, что в Петербурге избавлен буду от всяких хлопот и займусь единственно С.-Петербургским почтамтом.

Вот что затеял бы покойный Семичев с балалайкою. В городе любопытство, удивление; уже и чумы перестали бояться. Народ стоит перед домом и смотрит на него, хотя он и пуст. Что же будет, как приедут?

Я беспрестанно все встаю: то один, то другой. Ты помнишь высокого Якова, служившего казначеем у старика Варлама? Он в бедности, и я, желая ему сделать добро, взял его к туркам для стола; хотел ему поручить кое-какие покупки, а он вчера напился пьян в доме тут же и расквасил себе всю рожу. Хорошо, что сделал это заблаговременно.

Хорош был у меня комиссионер! У нас опять 23 градуса мороза; это не стамбульский холодок.