Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Александр. Москва, 17 января 1830 года

Турки приехали сегодня в полдень; я насилу оттуда вырвался, чтобы отправить наскоро почту. Все, слава Богу, идет очень хорошо; и турки, и Муханов довольны. Неджиб-эфенди тотчас спросил меня, сын ли я министра и брат Булгаковых, которых он знал; старик превеселый, а Галиль-паша красавец, и совсем не турецкое лицо.

Как я рад, что остался здесь; большая б была каша без князя и меня. Все хотят приказывать, а никто не хочет потрудиться. Слава Богу, что все хорошо. Галиль ужасно меня обласкал; все мне о батюшке говорят.

Александр. Москва, 18 января 1830 года

Поутру надобно будет представлять многих Галиль-паше, а там будет он у развода в экзерциргаузе, потом в Оружейной, Грановитой, хочет лезть на Ивана Великого (но я не ходок туда в эту стужу), после едет на санях осмотреть лучшие улицы московские. Вечером в 8 часов назвался ко мне чай пить, а потом поедет в Собрание: вот и весь день.

Сегодня был он в восхищении от балетов Ришара и Гюллень-Сор, удивлялся огромности здания, часто аплодировал; бездна была народу. Только сделалось ему дурно от жара, который не любит, предпочитает ему трескучий мороз; выходил в сени и мылся холодной водою. Он, кажется, полнокровен. Мы очень поладили; он меня ласкает и отличает, говорит откровенно о делах, например, что у султана все одна люби мая мысль: видеть нашего государя. За столом он точно европеец, ест опрятно и говорлив; я велел сделать пилаф, и как подавать стали, то он сказал, что будто требовал пилаф, чтобы меня, цареградского уроженца, лучше угостить, дал грушу, прося отвезти ее Пашке моему, и прибавил: «Скажите ему, что турки вам головы не отрубили, а напротив того, вас полюбили». Я ему рассказал, что Пашка было расплакался, узнав, что я к туркам еду в мундире; а это все глупые разговоры няни его, святоши, которая видит в турках злодеев христиан, ребенка и напугала. Галиль-паше захотелось Пашку видеть, равно как и семью мою, и он назвался поэтому к нам на чай.

Очень я рад канцлерству князя Голицына. Какой я дурак: не догадался, что ему быть оным, а я было прочил графа Кочубея.

Александр. Москва, 20 января 1830 года

Бал Небольсина был прекраснейший. Галиль-паша открыл оный польским со старухою Авдотьей Селиверстовной; после танцевал еще со штате-дамой Глебовой, с княгиней Горчаковой, племянницей хозяйки, с Наташей, Катенькою, потом, несмотря на танцы, пошел играть в шахматы и уехал до ужина: боялся дурноты от жара. Очень весел и любезен со всеми. Увидав, что полковник его взял Катеньку, он подошел, отхлопнул у него и сам стал танцевать с нею. После взял он семилетнюю дочь Небольсина, танцевал с нею польский и целовал ее несколько раз.

Несколько месяцев 1830 года А.Я.Булгаков со своей семьей провел в Петербурге у брата, и дальнейшие письма его написаны на обратном пути оттуда и по возвращении в Москву.

Александр Новгород, 4 июня 1830 года

Можешь себе представить, как мы грустны, несмотря на беспрестанную рассеянность дороги. Подъезжая только к заставе, уняли слезы, а тут, на беду, явился добрый Норов и опять нас растрогал. До Царского, где не останавливались, Катенька все плакала, притворяясь, что спит. В Спасской Полести выходит вдруг фигура ехать: две кареты и коляска, одет в халат на меху, колпак и зеленые очки. Что за фигура? Узнаем Кушелева-Безбородко, едущего с женою в Москву, а на следующей станции встретились мы со славным Казарским; смотритель пришел доложить: «Не угодно ли вашему превосходительству посмотреть на адмирала, что турку сжег?» Пошел было, но тот уже уехал.

Александр. Москва, 2 июля 1830 года

Меня беспрестанно перебивают. Вот и архив явился с поздравлениями о ленте. Все просят посмотреть Станислава, о коем понятия здесь не имеют.

Рассказали мне анекдот про поэта Пушкина. Кто-то, увидав его после долгого отсутствия, спрашивает у него: «Как же, милый мой, говорят, будто собираетесь вы жениться?» – «Точно так, – отвечал тот, – и не думайте, что это будет последняя глупость, какую я еще в жизни совершу». Каков молодец! Приятно должно это быть для невесты. Охота идти за него!

В Нескучном какие-то театры воздушные, весь город там бывает. Вчера дирекция собрала, сказывают, 3000 рублей; уверяют, что мысль эту дал князь Петр Михайлович [Волконский, министр Двора], ибо летом никто не бывает в театрах в городе.

Александр. Москва, 5 июля 1830 года

Вчера была у нас Зонтаг, мой милый друг. Наташи не было дома, но дети просили ее принять, и обе от нее в восхищении, а она от них. Много говорили о музыке, и так прошел час очень приятным образом. Показывал я ей портрет. После ездил я к князю Дмитрию Владимировичу, к Кокошкину и опять был у нее. Она дает концерт в четверг, 10-го. Кокошкин, против обыкновения своего, был очень мил и отдал театр безусловно; потом толковали: что петь? Начнет арией, сочиненной для нее нарочно Меркаданте, я просил рондо последнее из «Ченерентолы»; потом сольную арию из «Цирюльника севильского» и, наконец, Родовы вариации, что певала Каталани. Она сказала князю Дмитрию Владимировичу: «Я не угожу господину Булгакову, но везде любят этот кусок». Это правда, что я ей сказал, что не люблю для голоса скрипичные вариации. Это заставляет меня думать, что у нее более искусства, нежели души. Увидим. Кроме нее, не будет ничего, и хочет она петь без хоров, кои, говорит она, только мешают и портят, когда не отменно хороши. Теперь статья – цены за места. Хочет ложу по 100 рублей. Поручусь, что театр будет набит один раз; но она намеревается дать четыре концерта. Я первый более одного раза ехать не могу, а пусти она по обыкновенной цене, то всякий раз будет полон театр. Я ей сказал, что на третьем концерте Каталани не было никого.

Как обрадовался я 5000 рублей, пожалованным Александру [молодому живописцу Мартынову, двоюродному брату Булгаковых, коего сестра, Любовь Андреевна, была замужем за московским врачом Попандопуло]! Приятно должно ему быть видеть, что трудами его существуют мать и вся семья. Награда точно царская, но и рисунок отличный. Запечатав, поеду к Малиновскому и к Любеньке заеду, обрадовать ее.

Александр. Москва, 7 июля 1830 года

Был я у Малиновского. Худо стал слышать; глухим может быть, но Каменским Николаем Николаевичем – никогда.

Вчера был я в Нескучном. Множество народу, погода прекрасная, местоположение прелестное, театр этот воздушный очень хорош: сцена обширна, сделана из натуральной зелени и деревьев, один ряд лож, партер, а над ложами раек; битком было набито. Давали «Бобыля»; наконец удалось мне видеть любимую пьесу покойной императрицы Екатерины; хорошо писана и в русском духе, а после был балет и пение русское. Две вещи показались мне довольно странными: Филис пела вариации что любо, а после гуляла в саду в черном с плерезами (видно, по материной кончине); почему же бы не ехать домой? А потом Кокошкин в модной белой шляпе гулял, ведя под руку свою любовницу, актрису Потанчикову.