Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Скажи мне, носят ли французы в Петербурге трехцветную кокарду? Кажется, должно так быть; ведь это их национальная кокарда теперь. А со мною спорят, что нет. Волков приезжал тащить обедать к Закревскому, но я вчера сказал уже ему, что сегодня не буду обедать. Сашка сказывал, что в Калуге было беспокойствие: кто-то умер; сказали, что холерою, и его в ту минуту закопали, как холерою умершего, для избежания заразы. Пришло 500 человек, выкопали тело, заставили оное отпеть по обряду христианскому и предать земле как следует. Непонятно упорство видеть и теперь холеру везде! И когда уверятся, что эту болезнь не должно ставить с чумою наравне? Все удивляются инструкции, данной Закревским губернаторам; это повторение того, что писал Рейс. Говорят о Мудрове и особенно о Чеботареве весьма нехорошо, а они играют роль у Закревского. Я готов верить, что все это вздор, но по дружбе моей к Закревскому должен передать ему все, что слышу, и его предостеречь; он в разговоре сказал мне, что он не доктор и что все меры, касающиеся до холеры, предоставляет медицинскому факультету.

Александр. Москва, 23 декабря 1830 года

Комендант наш новый точно тот Сталь, который славно действовал против холеры, и все рады выбору преемника доброго Веревкина. Москва всегда была счастлива комендантами, зато обер-полицмейстеры незавидные. Принесли объявление за подписанием Муханова о карантинах; но написали так, что никак понять нельзя. Пашковы наши, прочитав о снятии карантина, к Троице поскакали, к старухе-графине Васильевой на три дня… но не тут-то было! Их не пустили: карантины не сняты. Так зачем публиковать, что с Владимиром сообщения свободны?

Вот тебе на! Попался и Полетика в подагристы! Желаю ему терпения. Как не его в Цареград? Теперь не надобно там зевать. Польша всегда нам пакостила у Порты, а теперь еще более будет интриговать, чтобы турок на нас напустить.

Александр. Москва, 24 декабря 1830 года

Я сию минуту от Закревского; ему хуже, ужо будут приставлять пиявки к горлу. Он получил фельдъегеря с приказанием отправиться немедленно в Тулу, где повторение истории тамбовской. Чтобы не терять времени, он отправил уже туда генерала Волховского, а сам поедет, когда будет в силах.

Объявление так написано, что и грамотные ничего не понимают, а ведь это печатается для всеобщего сведения. Я не говорю о таких ошибках, как, например, пакета вместо пикета , но смыслу нет. Можно бы Муханову хорошенько посмотреть, прежде нежели подписывать имя свое. Отчего «Санкт-Петербургская газета» называет нашего коменданта Stael? Он совсем не родня покойной умнице-разумнице, a Staal просто.

У вас заблаговременно вооружаются против холеры; но кажется, не время уже ей показываться. Что здесь пишут, так смешно. Мухин намарал какую-то глупую брошюрку под пару Рейсу; я ее еще не читал. И Закревского сбили с пути; уж он вчера говорил мне: провались эта холера совсем, это не мое дело, а совета медицинского, я не доктор! Это так, но ежели за ними не смотреть, то бог знает что они станут делать.

Александр. Москва, 26 декабря 1830 года

Сегодня не знаю еще ничего о Закревском, а вчера было ему хуже; хорошо было спал в новом жилище, но поутру была у него сильная перебранка с генералом Мосоловым за поведение того с крестьянками его. Арсений погорячился, дал ему урок, ругал немилосердно, что срамит и мундир генеральский, и звание дворянское; это сделало ему вред, горло более заболело, и голос почти отнялся, так что говорит, пришепетывая; об отъезде своем ничего еще решить не может. Он получил ответ на первую свою эстафету: велено ему из Тулы возвратиться в Петербург, подвергнув себя 14-дневному карантину на дороге.

Александр. Москва, 28 декабря 1830 года

Брокер очень тебя благодарит за расписку ростопчинскую; она была ему необходима. Этот сокол много дает ему забот! Вообрази (сказано будь между нами), что он писал Брокеру, что ежели не вышлет к нему 50 тысяч, то получит в ответ от него духовное завещание и известие, что он, Андрюша, застрелился, в чем дает ему честное слово. Брокер поступил как умный человек: отвечал, что имение Андрюшино, доходы, деньги – также; что он мог бы тотчас выслать ему эти 50 тысяч, но что не смеет, что сам под ответом опеки дворянской; что по завещанию графа покойного он не обязан до совершеннолетия Андрюшиного давать ему, кроме нужного, на содержание; что, веря его честному слову, что он деньги эти не проиграл в карты, и желая помочь его беде, он просит Андрея адресовать ему ту особу, кому дал на себя вексель (чего малолетний и делать не может); что он, Брокер, устроит все к его спокойствию и убедит ту особу подождать и дать Брокеру дело уладить, и проч. Брокер боится, что не вовлекли ли молодца в тайное какое-нибудь общество, взяли с него клятву. Семнадцати лет мальчик со 150 тысячами дохода для них лакомый кусочек! Что-то будет отвечать Андрюша Брокеру? Экое зелие! Кабы ты видел, как хитро сплетено письмо его; может быть, было оно ему диктовано этими мерзавцами.

Александр. Москва, 29 декабря 1830 года

Поехал я к Закревскому, к коему никого, кроме самых ближайших, не пускают, потому что говорить ему вредно; но обо мне был особенный приказ. Я читал ему, что пишешь об Аграфене Федоровне, чему он очень обрадовался, не имея от нее прямо известий. Он слабее немного и говорит вполголоса, а все-таки занимается: отправлял в Тулу Апраксина Петра Ивановича, ибо Болховской, приехав туда, занемог. Впрочем, известия успокоительны, все было увеличено, и командир ружейного завода брался с одной своею командой содержать весь город в повиновении. Арсений не знает еще сам, когда туда попадет, но из Тулы будет еще сюда на один день. Указ, присланный тобой, он у меня отнял, да он и нужнее министру внутренних дел. Он желает, чтоб секвестрованные имения обращены были на аренды верным слугам государевым; не сожалеет, что Гежелинского прочь, называя его большим плутом. Велел тебе кланяться и ожидает каких-то пакетов от тебя. У него съехался я с Сашкою Волковым, коему кстати сказал, что его Пашка у тебя обедал и идет в поход; стало, вздор, что гвардия остается.

Александр. Москва, 1 января 1831 года

Пишу тебе в мундире полном, ожидая Яковлева [60] А.Я.Булгаков жил тогда на Арбате, в приходе Николы Явленного, недалеко от дома Льва Алексеевича Яковлева. , соседа, который заедет за мною, чтобы вместе сделать некоторые визиты церемонные, а позже поеду к Долгоруковым, к некоторым родным общим; обедаем у княгини Хованской все, а вечером у именинника Обрескова. Вот как весь день проведется, мой милый и любезный друг. Чего-то важного у нас недостает! Угадывай-ка, ежели тебе не икается сильно. Вчера встретили мы дома в семье Новый год и пили за твое здоровье. Уж, право, хуже прошлого не будет наступающий новый год; только одна Лелька [61] Так звал Булгаков вторую дочь свою Ольгу, которая вскоре вышла замуж за князя Александра Сергеевича Долгорукова. прикрасила для нас 1830 год. Ба! Вот Яковлев. Пора ехать!