Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 3. Письма 1827–1834 гг.

Александр. Москва, 2 января 1831 года

Был я у князя Сергея Михайловича, где отслушал обедню в его домовой церкви и после молебствие за здоровье императорской фамилии. Он мне сказывал, что в Смольном у вас умерло двое холерою и что оцеплять намереваются Гатчину для императорской фамилии. Не верю этому, потому, во-первых, что правилом себе поставил дурным вестям не верить, а во-вторых, потому что ты не пишешь, а такая новость была бы уже главною; но вообще вести князя Сергея Михайловича не всегда бывают справедливы. Несмотря на холод, вот что объехали мы сами визитов с Долгоруким: Киселева, княгиня Урусова, Небольсина, графиня Васильева, дочь ее, что за Пушкиным [Иваном Алексеевичем], Никита Иванович Корсаков, Дмитриева, Фавст, Волков, Хрутцовы, Иван Александрович Нарышкин, Ивашкина, Обресков, Рушковский, Пашковы и Закревский. Только что к супу поспели к обеду княгини Хованской. Иные визиты довершены были после обеда.

Да, брат, видно, что холера и морозов не боится. Закревский сказывал вчера, что она жестока оказалась в Киеве; но ежели (чего Боже сохрани!) окажется у вас, то докажет великий аргумент, что болезнь есть сильное поветрие, против коего все оцепления бесполезны, ибо чего ни делали, чтобы оградить Петербург от холеры? Здесь все еще есть хвостики холерные, но силу свою болезнь потеряла.

Александр. Москва, 5 января 1831 года

Мы теперь с ужина Обрескова; уж ели, пили, сидели, что мочи нет. Вздумалось ему праздновать свои именины, кои были 1 января; по несчастью, сидел я возле него, и не было спуску. Был тут между прочими, Башилов, который велел у тебя ручки целовать за доставление ему портрета великого князя Михаила Павловича.

Я получил, мой любезнейший друг, письмо твое от 31 декабря, и прежде нежели лечь спать, стану отвечать. Графиня Панина, которая была также у Обресковых, сказывала мне, что у князя Якова Ивановича [Лобанова] паралич в желудке, нечего, следовательно, надеяться; та же болезнь была у тестя под конец. Жаль доброго старика. Увидим, какие были милости в Новый год. Государь щедро награждает.

Я, право, не знаю, как довольно возблагодарить доброго Рушковского за сделанное нам одолжение; прочти, какое милое пишет он мне письмо, прислав при оном 5000 рублей. Я объяснил ему мое положение трудное, и он прислал мне тотчас все деньги, какими мог располагать. Конечно, он один, расходов не имеет, а доходы значительны. Конечно, счастием своим он обязан тебе, все это так; но все ли умеют быть благодарными? Я, право, так был тронут, что не поехал его благодарить, а писал ему, что в семье моей будем Бога молить за него. Деньги сии не могут закупить все, что надобно, но несколько руки нам развяжут, и необходимейшее будет сделано. Лишь бы сыграть свадьбу, а там уж как выкарабкаться, Богу одному известно! Я желал бы, чтобы ты ему написал, сколько я чувствую душевно одолжение его. Я ему писал, что не скрою это от тебя; а перед Богом можно сказать, что он лучше употребить суммы сей не мог, не имея лично для себя никаких нужд.

Меня очень просил Закревский сообщить ему, какие будут милости в Новый год; а потому, получив письмо твое от 1-го числа, я, во-первых, написал Урусовой, что брат ее, а мой шеф старинный [то есть Дмитрий Павлович Татищев], получил Андреевскую ленту, а во-вторых, поехал к Арсению, коего, кроме того, вижу всякий день. Пробежал с ним твое письмо. «Ай да Константин, – приговаривал он, – сколько объездил он в Новый год; но спасибо ему, что мою Аграфену Федоровну не забывает». Закревский здоров; ленился было, но я уговорил его ехать к князю Дмитрию Владимировичу, который был у него три раза, и он поехал к нему проститься. Арсений завтра в 11 часов едет в Тулу и надеется к 11-му или 12-му быть здесь, и на другой день отправится к вам. Очень велел тебе кланяться. Я его видел в первый раз в финляндском мундире, таким молодцом, и мундир красив.

Александр. Москва, 6 января 1831 года

Вчера вечером читали мы журналы иностранные. В Париже будет не без проказ, сами не знают, что делают; бывало, молодежь училась, чтобы знать, что нужно, а теперь школьники дают наставления министрам, участвуют в бунтах. Король за это их отличает; воспалили их воображения и сердца, а теперь принимаются их наказывать. Скорпион Лафайет [член французской палаты депутатов], коего роль всегда была пакостить в оппозиции, оставляет место, не хочет участвовать в правлении, а хочет горланить опять в камере. Какие выражения: «Король один достоин быть преемником г-на де Лафайета, королю надлежит принять титул главнокомандующего национальной гвардией». Скоро будут Филиппу в глаза плевать, по правам регентства! Чего ждать от короля-гражданина? Дай Бог нам только кончить скорее с нашими домашними французами на Висле. Кузен Долгорукова, молодой Орлов-Денисов, пишет, что граф Дибич, проезжая через Белосток и прощаясь с кем-то, сказал ему: «До свидания в Варшаве». Тому, который шагнул за Балканы, нетрудно будет переправиться через Вислу.

Александр. Москва, 9 января 1831 года

Что-то наш Закревский? Мы просили его в Туле приструнить Бобринского, и хотя в разговоре с людьми, имеющими вес и влияние, сказать что-нибудь такое, что бы дошло до сорванца, который связал руки у всех наследников [62] Граф Василий Алексеевич Бобринский, женившийся незадолго перед тем на племяннице жены Булгакова, Софье Прокофьевне Соковниной, делал, вопреки ей, затруднения по наследству после ее деда князя Василия Алексеевича Хованского, коего суконная фабрика под Москвою в селе Горбове перешла потом в собственность Натальи Васильевны Булгаковой. . Волков тоже обещал употребить влияние свое: Тульский округ [то есть жандармский округ] в его команде. У Аграфены Федоровны поцелуй сиятельную ручку за меня, Ивана Васильевича [Шатилова] обнимаю. Целую милого Сашку и Соню за письма их; буду им непременно отвечать, но не сегодня. Ежели подлинно Катакази поедет в Персию, то лучше мне с ним послать ответ мой на письмо эмира, то есть ежели он скоро отправится; но не думаю. А во всяком случае скажи в разговоре, чтобы он напомнил персиянам, или внушил им – разумеется, приватно от себя – о присылке ордена; это самое меньшее, что могут они сделать. Впрочем, предоставлю тебе решать, стоит ли труда хлопотать. Более и нового нечего сказать.

Александр. Москва, 12 января 1831 года

Явился почтальон от Закревского – сказать, что он приехал, и очень скоро: выехал из Тулы в пять часов утра; в шесть вечера был уже в Москве. Все там исправно оставил, губернатора валял так, что было опять горло заболело, а советника посадил на гауптвахту; они там были спустя рукава. Не приезжай Закревский, холера бы распространилась, а она вместо того пресечена была. Губернатор ни разу не был сам в больницах. Арсений здоров, рад, что возвращается к вам, едет отсюда 14-го или 15-го, как отделается с работою, готовится скучать в Волочке, где должен выдержать 14 дней карантина.