Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Я был у обедни вчера во Вдовьем доме; служил Филарет, говорил прекрасную речь, а П.П.Нарышкин давал после, как всякий год, славный завтрак. Посвятили пять вдов в сердобольные. Поминали обрученную невесту Елену Павловну. Ну, как пойдут дети у Михаила Павловича, так будет же работа дьяконам. Был и князь Дмитрий Владимирович, но приехал к концу проповеди. За обедом, на коем было, верно, более 120 человек, сидел я возле Шульгина и Рушковского; этому тот почти есть не дал, все говорил; на хорах пели Булахов и Соколова, обед был славный. Я видел тут Бенкендорфа, Орлова-Давыдова, генерала Турчанинова; этот и первый тебе очень кланяются. Княгини не было за обедом, но о том, что я тебе писал намедни, не слышно ничего. Дай Бог, чтобы, хоть не все, не была правда.

Граф Ростопчин получил письмо от Григория Федоровича Орлова (безногого) из Парижа. Он часто видает князя Петра Михайловича и пишет, что князь едет в Петербург дней через десять. Мы рассчитывали, что князь Петр Михайлович должен быть в Петербурге к Рождеству. Орлов прибавляет: «Здоровье короля видимо пошатнулось, и было ускорено возвращение герцога Ангулемского». Он говорит о фарсах графа Остермана, который в Париже с какой-то девицею и отправляет своей жене, которая тоже в Париже, письма с почты и с марками как бы из Лиона, и она крепко убеждена, что он в Лионе. Казалось бы, что лета проказ прошли.

Константин. С.-Петербург, 14 декабря 1823 года

«Я уже долго не имел удовольствия видеть вас». – «Государь, я долго был лишен сего счастия». – «Отчего же так происходит, что я вас так редко вижу? Я вас видел в воскресенье на набережной». – «Государь, я могу выходить на прогулку только поздно. В воскресенье я возвращался от обедни у князя Голицына, это мой рекреационный день». – «Нет, я вас встречаю редко, потому что у вас много работы, и вы ее хорошо делаете. (Поклон.) Это невообразимо, как у вас все это работает, не говоря уже об иностранной почте, которая приходит удивительным образом; теперь у нас еще одесская почта показывает чудеса. Приходит на седьмой день. Все эти благоустройства – величайшей полезности, я подлинно доволен». – «Государь, мне не остается ничего желать, кроме как заслужить продолжение ваших милостей и чтобы быть всегда достойным вашего одобрения». – «Ваша манера служить вам это гарантирует». (Поклон.) – «Эти исполненные доброты слова, государь, придадут мне новых сил». – «У вас очень много работы, вы очень заняты». – «Государь, это можно выдержать, и я уверяю вас, что этого и не замечаю, лишь бы дело двигалось». – «Нельзя и желать лучшего. Сколько мы выиграли по времени из Парижа?» – «Восемь дней для писем, которые идут туда, и от четырех до пяти для тех, кои к нам направляются. Я представил князю Голицыну сравнительную таблицу для того, что почта выиграла в быстроте в нынешнем году в сравнении с 21-м годом. Основные города Европы там отмечены, со всеми возможными указаниями. Все видно вплоть до часов, в какое время почта приходит». – «Это чрезвычайно хорошо и интересно».

Кое о чем еще поговорили. Все это сопровождено было ангельской улыбкою, которую ты знаешь. Вот тебе разговор мой с государем на балу 12-го числа, мой милый друг. Я уверен, что он тебе будет очень приятен; но не забудь наше условие: кроме Наташи и Фавста, никто не должен его знать. Они не примут сообщение сие за действие самолюбия и хвастовства, зная меня чуждым этой страсти, а порадуются со мною, что государь доволен моей службой и так милостиво сам мне о том сказал. Я не хочу даже, чтобы и Себо [Рушковский] об этом знал, одним словом, никто.

Императрица Елизавета Алексеевна поклонилась очень милостиво, проходя в польском, который танцевала только с фамилией. Мария Федоровна очень была милостива, говорила также об успехах почт, и сколько для нее собственно это приятно и проч. За ужином Альбедин, Чернышов, Тургенев подбегали ко мне спрашивать: «Где твоя жена?» – «Да дома, ей нездоровится». – «Дело в том, что императрица спрашивает, где она, хочет говорить с нею». После государыня спросила и меня о ней. Я благодарил за милость, но сказал, что она больна. Как можно быть столько милостивою, чтобы там, где человек, я думаю, 700 было, вспомнить об одной женщине и искать ее, чтоб сказать ей что-нибудь приятное!

Жена точно не совсем была здорова, но не поехала, чтоб не издержать рублей 500 или более на платье, что очень рассудительно. Между тем лестно очень, что об ней вспомнила государыня. Бал был прекраснейший, превеликолепный и продолжался до половины первого часа. Ну вот, кажется, и все. Поутру были мы у обедни, поздравляли императрицу и всех жалованных и награжденных. Право, весело было смотреть на всеобщую радость. Наш князь произведен, и это умножило душевное мое удовольствие, по искреннейшей моей привязанности к нему. Граф Нессельроде – также, и этому я очень рад. Графу Гурьеву лучше, только очень слаб. Ужо к нему заеду. Князю Петру Михайловичу послан орден Св. Андрея с фельдъегерем через Варшаву в Вену. Я к нему писал. Может быть, он еще застанет Закревского здесь, если приедет в начале января. Арсений сам еще не знает, когда выедет. Ему надобно еще раз видеть государя по делам, а после того может тотчас отправляться. Он совершенно готов. Письмо твое к нему доставлено, но забыл его спросить об ответе. Сейчас узнал я, что граф Петр Кириллович Разумовский вчера скончался. Давно ли я его видел во дворце! В день обручения он еще был на церемонии.

Константин. С.-Петербург, 15 декабря 1823 года

Граф Разумовский сделал завещание; между прочим моему венскому товарищу Алексею Васильчикову отказал 2000 душ в Украине, брату Лариона Васильчикова – три тысячи и княжне Вяземской, племяннице Разумовской, – тоже 2000 душ.

Константин. С.-Петербург, 18 декабря 1823 года

Третьего дня праздновали мы у доброго Арсения именины его тестя. Тут я познакомился с Путятою, которого знал только по виду.

Вчера хоронили Разумовского. Теперь старший камергер – Уваров-черный, а после него – молодой Юсупов. Я все ими дразню Тургенева, что попал под команду. Говорят, однако же, что перед Новым годом будет новый обер-камергер. Публика назначает графа Литту. Дело сбыточное.

На место Энгельгардта все еще никто не назначен. Это, вероятно, решится в Варшаве, куда поехал Кутузов. У меня был Фенш, адъютант цесаревича; он думает, что Константин Павлович будет сюда в начале января, около 5-го.

Граф Ростопчин, по причине расстроенного здоровья, уволен от всех дел и воинской службы и переименован в обер-камергеры.

Константин. С.-Петербург, 19 декабря 1823 года

Кончив вчера дела свои, поехал я к старухе Загряжской, которая запискою звала меня к себе. Только что стали толковать о деле, о котором хотела она со мною посоветоваться, как приехала императрица Елизавета Алексеевна. Я поклонился да и в дверь. Она мне сказала: «Я очень сожалею, что лишаю вас общества госпожи Загряжской». – «Государыня, я являлся за ее распоряжениями. Я их получил».