Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Александр Михайлович Тургенев, которого ты, я чаю, знаешь, назначен губернатором в Тобольск; человек добрый и честный.

Я получил письмо от Воронцова из Мюнхена. Он готовился давать обед славнейший и великолепный 12 декабря. Король с королевою и со всей фамилией к нему назвались в этот день, для России радостный. Воронцов в восхищении от этой чести, которую король еще никогда никому не делал. Его там очень любят. Да и где его не любят, да как и не любить милого Ванишу?

Васильчиков приезжал ко мне и сказывал, что ему дядя точно оставил 2000 душ. Я ему пожелал, чтобы обошлось без процесса, ибо есть ближайшие наследники.

Александр. Москва, 20 декабря 1823 года

Закревский, верно, дождется князя Петра Михайловича [Волконского]. Много он наделал добра, до отправления своего в Финляндию. Только граф Федор Андреевич сделался предметом всеобщих шуток, – отчего не поручил Арсению выпросить ему ленту. Не надобно забывать, что часто участь наша, честь, жизнь, имение или бесконечная проволочка зависят от мнения глупого, пустого одного сенатора. Я не одобряю этого, между нами. Ну выпросил бы его в тайные советники. Одним более или менее, какая нужда? Но зачем унизить первый чин в государстве?

Ввечеру были мы у графини Бобринской, где очень весело провели время: граф тоже туда приехал и забавлял нас разными рассказами. Приехал туда из театра Иван Александрович Нарышкин и рассказывал происшествие, там случившееся. Давали балет «Калиф Багдада». Есть сцена, представляющая калифа на охоте с колчаном и стрелами. Танцовщик Ришар, то есть калиф, натягивает лук, – видно, делал это неосторожно, стрела сорвалась и прямо в ложу.

Сидел тут лейб-гусар офицер Рахманов, только что успел отбить удар рукою, однако же стрела попала в вишенку Бартеневу, но ее почти не ранила. Она брюхата и вместо испугу захохотала. Надобно, чтобы с нею случались такие приключения! Смешнее всего то, что Ришар нимало не сконфузился и продолжал свою роль как ни в чем не бывало. Можно бы его и пошколить за это. Долго ли бы и глаз кому-нибудь проколоть! Говорит, что князь Дмитрий Владимирович только сказал: «Как же легкомысленны эти французы! Он принял мадам Бартеневу за кабана или оленя».

Теперь я от графа, у него должен был остаться и обедать. Графиня всю ночь проводила у дочери и теперь там. Митеньке не лучше, но и не хуже. Я все надеюсь, что ребенок переодолеет болезнь. Бедная Наталья Федоровна очень огорчена, да и к тому ж еще и брюхата. После обеда наедине в кабинете графском стали мы болтать. Право, не видели, как стукнуло 8 часов; сел скорее на извозчика и поскакал домой, чтобы запечатать письмо мое к тебе. Граф читал мне весьма любопытное письмо от него к императору Павлу, ответ государя и другие письма императора. Куда бы желательно, чтобы граф написал «Записки». Есть множество любопытных и весьма важных обстоятельств, кои сокроются навсегда от потомства со смертью графа и кои, право, клонятся к славе его. Я очень его просил заняться этим: ему стоило бы это очень мало труда, но он отвечал мне, половину шуткою и половину серьезно: «Я вам завещаю свои бумаги, когда отправлюсь туда, где граф Петр Разумовский. Они мне будут так же дороги, как 3000 душ, кои Разумовский завещал Васильчикову». Он мне рассказал историю объявления войны Павлом Австрии в 1799 году; к примеру: манифест был составлен графом, и он исчерпал все средства, дабы отговорить императора от сего демарша. Император властно потребовал манифест, подписал его. «Держите, отнесите к Безбородко, и пусть он пошлет его в Сенат для опубликования…» – а потом император звонит, снова его вызывает. «Садитесь». Начинает говорить, сдается доводам графа, рвет манифест и бросает его в камин. Подробности этой беседы, продлившейся более двух часов, очень интересны; я не мог помешать себе воскликнуть: «На чем держалась участь Австрии и России, а может быть, и судьбы Европы! Уступи вы двумя минутами ранее, и все было бы кончено». Покуда у меня все это свежо в памяти, я запишу для себя.

Константин. С.-Петербург, 21 декабря 1823 года

Последний фельдъегерь привез мне от Поццо гравированный его портрет, один экземпляр для меня, а другой для тебя. С сей почтой твой к тебе отправляю. Удивительное сходство, и эстамп прекрасный. Поццо еще в Мадриде.

Третьего дня императрица Мария Федоровна с великой княжною была в Большом театре, где играли «Казака Стихотворца» и «Зефира и Флору». В тот день уже ни одного места нельзя было достать нигде; народу было множество, хлопали, кричали «ура» и в совершенном все были восторге от присутствия невесты и императрицы. Мне не удалось быть; досадно, что жене не мог достать ложу, – она еще не видела Елену Павловну. Ох, вот и пан Пусловский с делами аренды графа Каподистрии. Нечего делать, должен с тобою покуда расстаться.

Александр. Москва, 21 декабря 1823 года

Сегодня встал я на пример рано! Только еще одиннадцать часов, завеселился на балу, любезнейший друг. Не подумав, обещал Вяземскому завезти его домой, жена его уехала тотчас после ужина, ну скоро ли его выкуришь с бала? Насилу поехали оттуда, не самые последние, однако же было три часа почти. Множество было народу, хозяин и хозяйка очень были веселы. Поздравил я княгиню Татьяну Васильевну с чином Лариона Васильевича, а она, поблагодарив, отвечала: «Поздравьте меня лучше с нежданным состоянием, упавшим с неба моему брату Дмитрию!» Стали говорить о покойном графе Петре Кирилловиче Разумовском. Ну как не благословлять его память! Иные сулят золотые горы, а он, не обещая ничего, составил счастие стольких семейств и распределил все свое имение между небогатыми. Все его осыпают благословениями и похвалами. Княгиня едет в четверг в Петербург, а князь позже. Я не заметил между ними никакой разладицы, напротив.

Поступок Разумовского нельзя довольно похвалить. Я слышал, что он принял дружески предупреждение Ремана, что он в опасности и чтобы, ежели это нужно, устроил свои дела, что будто он и Реману подарил что-то. Давыдов

П.Л. дружен с Дмитрием Васильевичем Васильчиковым; этот описывал ему подробно трудное свое положение, долги, недостатки для воспитания детей, что это одно стоит ему 700 рублей в месяц, что бьется как рыба об лед, а два дня после того падают ему с неба 3200 душ! Можно понять восхищение бедного отца семейства! Станет блаженствовать и Богу молиться за покойного.

Александр. Москва, 24 декабря 1823 года

Путята человек очень порядочный, знающий свое дело и который, верно, пойдет далеко. Я очень благодарен Закревскому за это знакомство и радуюсь, что и ты с ним сошелся. Граф Литта был бы на своем месте обер-камергером. Самая обер-камергерская фигура!

Кажется, как Засу отказать консульство в Неаполе! По-моему, два места есть славнейшие в России, можно идти пешком их занять: богатому – место министра в Неаполе, а небогатому – бывшее твое каноникатство в Москве. То и другое нельзя разделить на части, как Воротынец; стало быть, надобно в пять раз более счастия иметь, нежели имели те, чтобы взять этот лот у подошвы Везувия и на берегах Москвы-реки.