Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Закревский прибыл в Гельсингфорс. Он мне еще сам не писал, а писал мне чухонец. Я к тебе послал письмо из Выборга от почтмейстера (который некогда был у батюшки в Царьграде курьером и нас на руках носил); из него ты видел первый шаг Закревского. Я уверен, что у него все пойдет хорошо, а может, и самому слюбится, когда увидит успехи. Желаю их ему и краю от всего сердца. Что мои заботы в сравнении с твоими! Тебя пилят на месте; я вижу теперь, каково это [122] Относится к денежным затруднениям из-за долгов, которых было много у братьев Булгаковых (они не делились). . Бог нас не оставит, я всегда на Него полагал мою надежду и имел сам на себе опыты, как простирал Он на меня руку Своей помощи, когда я терять начинал надежду. Чичагов в Молдавии и приезд мой в армию в 13-м году после смерти Кутузова никогда не выйдут у меня из памяти. Я полагал все для меня конченным, а благость Его обратила еще в мою пользу неблагоприятные обстоятельства. Тяжело, конечно, очень тяжело, но терпеть надобно.

Александр. Москва, 20 марта 1824 года

Умер вчера старик Сент-Мари, известный своими каплями. Собирался во Францию, вместо того далее отправился. Рушковский, я чаю, тужит по нему: был его приятель. Он оставил 150 тысяч капитала в Воспитательном доме, не имеет ни единого родственника, даже дальнего на свете! Ежели не успел сделать завещание, то все эти деньги сделаются собственностью Воспитательного же дома; стоило труда копить всю жизнь и отказывать себе во многом нужном! Еще умер приятель батюшкин, старинный купец

Корзинкин, очень был уже стар. Соврал я: не Корзинкин, а Просвирнин. Помнишь лавку его против Ниренберцов? В остальном же ничего в городе нового. Был я у князя Дмитрия Владимировича, он не принимал; поеду завтра. Ему дано еще 160 тысяч в год прибавки на Русский театр; теперь имеет, стало, 300 тысяч. Кроме выручки в год, можно завести и порядочный театр. Говорят, что Кокошкин в восхищении.

Константин. С.-Петербург, 22марта 1824 года

Наш князь Василий [Василий Сергеевич Голицын, женатый на графине Аделаиде Павловне Строгановой] завел у себя школу, где мальчики графини Строгановой, готовящиеся на службу на заводы, будут обучаться всему, что до сей части касается. Эта мысль очень хороша. Школа уже открыта. Он сам над нею надзирает, и я уверен, что пойдет славно. Вообще нельзя усерднее заниматься делами, как он занимается графиниными. Он их очень уже поправил, а то бы и с огромным имением была бы она со временем совершенно расстроена.

Александр. Москва, 24 марта 1824 года

Наконец все трудности преодолели, концерт для Семенова был совершен вчера (воскресенье, 23-го) и очень удался.

Князь Николай Борисович Голицын писал Виельгорскому именем князя Алексея Борисовича Куракина, что он согласен дать отпускную Семенову и что условленные 10 тысяч рублей должны быть отданы здесь Куракинской богадельне, что у Красных ворот. Стало, и князь делает хорошее употребление из суммы этой и будет изъят от всяких упреков. Концерт по 50 рублей за билет есть, конечно, вещь еще небывалая нигде, цель благотворительная, а все это без стараний Виельгорских и Вяземского не состоялось бы.

Я получил твой № 43, любезный друг. Ты в оном сомневаешься, чтобы посредством концерта можно было собрать 10 тысяч рублей, однако же это сделалось, и Семенов вне себя от радости. Нашлось 1984 охотника, за остальные шесть билетов платит Виельгорский. Залу дал безденежно Скарятин, а освещение и прочие издержки взял на себя также Виельгорский.

Константин. С.-Петербург, 25 марта 1824 года

Юсупов пусть себе сомневается, что у нас будет итальянская труппа, а между тем Татищеву уже послали кредитив на 100 тысяч рублей. Экий Фома неверный! Вот и Мартос явился. На меня взвалили из Одессы условиться с ним и заказать ему монумент, который город сооружает покойному герцогу Ришелье. Ох уж эти мне комиссии!

Константин. С.-Петербург, 28 марта 1824 года

Государь здесь вчера изволил быть у развода верхом, уже не в рейтузах, а в формальных сапогах, а потом гулять пешком по Английской набережной. Фонтон его встретил и сказывал мне, что ходит как прежде, и незаметно, чтобы одна нога была слабее.

Вчера вечером заезжал я в концерт смотреть и слушать, как девица играет на контрабасе. Не дамский инструмент: и смешно, и неприятно для ушей и для глаз. С нею отличился контрабасист Даллока, который регулярно, всякий год раз, публику обманывает своими концертами. Насулит лучших артистов, а выйдет, что никого нет; вчера, однако же, он слово сдержал; правда, что не много обещал.

Бедный Федор Петрович Ушаков очень плох, так что, говорят, проживет только недели две. Очень жаль: добрый, прямой человек, государю предан душевно, никому никогда зла не делал, а многим делал добро. Долго был он молодцом, вдруг его свернуло. И что за странная болезнь! Чахотка в горле.

Константин. С.-Петербург, 29 марта 1824 года

Радуюсь сердечно за Семенова, мой милый и любезнейший друг, и хвалю поступок князя Алексея Борисовича [Куракина; речь идет о свободе его крепостного человека Семенова]. Можно было бы вполне предположить в нем заднюю мысль, когда потребовал у Семенова 10 тысяч рублей, но, уверяю тебя, я бы не догадался о подлинном употреблении, какое хотел он им сделать. Вообще все хорошо повели себя в этом деле, и главным образом публика московская и покровители этого бедного малого, показавшие такую щедрость, и не токмо на словах, что менее стоит, да и не производит такого действия. Рукоплещу отсюда и Виельгорскому, и Риччи, и всем прочим. На сих днях видел я Капцевича. Куда как он постарел, но зато много выиграл со стороны обращения: говорит, рассуждает очень хорошо, а по-французски так отличается, что мы с Тургеневым удивились. Вспомнили Вильну, батюшку, которого он очень уважает.

Вчера я послал тебе письмо Тургенева к Катерине Семеновне. То-то она, я чаю, обрадуется, а там будет охать. Скажет: «Ехать в чужие края, батюшка, да там-то мой Александр изветренничался». Я очень рад за Николая: добрый, умный, честный малый. Его чистосердечие не всем нравится, но нельзя не отдавать ему полной справедливости. Сердце у него прекрасное. С Сергеем не знаю еще, что будет, поедет ли в Царырад, когда миссия там восстановится, или получит другое назначение.

Александр. Москва, 30 марта 1824 года

Рунич, бросившийся в Москву-реку, есть кузен вашего Дмитрия, человек, имеющий состояние хорошее. Он остался жив, но, кажется, помешан в уме.

Брокер выздоровел; за него хорошо взялся сначала наш добрый старик Пфеллер.

Лев Алексеевич Яковлев мне сказывал, что Зой Павлович Зосима сделал завещание, что выбрал душеприказчиком его, Яковлева, и князя Дмитрия Владимировича, что славную жемчужину и другие драгоценности отдает государю, и между разными дарами назначает также многое Севенису. Я этому что-то плохо верю. Завещание положено в Воспитательный дом.