Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 2. Письма 1821–1826 гг.

Александр. Москва, 24 апреля 1824 года

Вот тебе сочинения Василия Львовича [Пушкина. Эти сочинения изданы П.А.Вяземским] и письмо, которое ты желал иметь. Мы вчера были у Вяземского на обеде, очень вкусном и чрезвычайно веселом. Тут были: князь Дмитрий Владимирович, Рахманов с женой, Виельгорский с женой, Хитрова Анна Михайловна, твоя соседка Ланская, Васильчиков Николай Васильевич, Данзас, Жихарев и я. Все толковали о театрах и опере. Князь хочет открыть к 30 августа Большой театр новый прологом, «Волшебною флейтой» и балетом; но я сомневаюсь, чтобы к этому дню поспело все.

Вяземский продал 1000 душ Витбергу под храм, на Воробьевых горах, по 400 рублей душу, а также продает подмосковную Остафьево и дом московский; но в том двор не более твоего кабинета, а, не имея помещения для людей, он для них нанимает комнаты у соседа, князя Шаховского. В ответ на его статью, которую я тебе послал намедни, есть уже ответ в «Вестнике Европы», довольно колкий. Судя беспристрастно, Вяземский не совсем прав, особливо тем, что, проповедуя учтивость, он бранит Каченовского без пощады, называя его по имени; а выходит, что статья, которую Вяземский приписывает Каченовскому, совсем не его, а некоего Михаила Александровича Дмитриева [123] М.А.Дмитриев – племянник И.И.Дмитриева, которого уважал и любил князь П.А.Вяземский, прозвавший тогда первого из них «Лже Дмитрием». , который себя позже назвал в ответе, теперь напечатанном в «Вестнике Европы». Стало быть, и бранить Каченовского не за что было. Анонимность оставляла личности в стороне, а теперь сие превращается в открытую ссору и может кончиться весьма неприятным образом.

Александр. Москва, 25 апреля 1824 года

Судя по описанию фейерверка, праздник в Таврическом дворце будет славный и великолепный, затмит и потемкинский. Кстати, по этому поводу: здесь место скороспелки заступил потемкинский вист, еще бешенее того. Играют также четверо, только с закрытыми картами; всякий кладет свою карту в очередь, не зная, что кладет, так что двойка, например, уносит тузов и королей других мастей; записывают и замечают козырные фигуры для замечания преферансов. Козыри делаются в другой колоде, как в бостоне. Это азартная игра, которая очень быстро происходит, ибо не нужно размышлять, какой картой играть, ни припоминать, какие уже вышли. Берут по 3-4 взятки совершенно без козырей. В Английском клубе эта игра в моде.

Ежели тебе удастся пустить почту за девять-десять дней в Вену, ты совершишь вещь весьма достойную. Вообще Нессельроде тебе премного обязан, ибо ты делаешь отправление курьеров почти бесполезным и сберегаешь, таким образом, много денег казне. Сомневаюсь, в то же время, чтобы австрийцы переправляли почту из Вены в Радзивиллов за три-четыре дня, несмотря на высокое мнение, какое имею о резвости австрийских почтальонов.

Александр. Москва, 28 апреля 1824 года

Вчера венчали богатейшую Оболонскую, на которой женился царевич грузинский Илья. Генерал Кайсаров сказывал при мне, что, как везли приданое, то была целая карета, набитая ассигнациями одними. Их две сестры [другая сестра вышла замуж за Петра Николаевича Ермолова]; отец в одном здешнем Воспитательном доме имеет 3 миллиона 300 тысяч рублей. Экое богатство. Так ли богато будет ее счастие?

Недолго продолжился союз Николая Николаевича Бахметева со Свиньиною. Они развелись на сих днях. Не знаю, что должно казаться более смешным: брак или развод. Каждый объясняет сие событие на свой манер, а в то же время собственная сестра Бахметева, госпожа Николева, не оправдывает своего брата. Говорят, что он слишком рано и слишком жадно хотел завладеть имением и жене открыл глаза. Мир перевернулся. Величайшие глупости совершаются пожилыми людьми. Бема женитьба меня не удивляет: когда немец становится вдовцом, он обыкновенно женится на своей теще, или свояченице, или невестке.

Александр. Москва, 1 мая 1824 года

Не стало бедного Ждановского! Вчера имел он удар паралича, после коего недолго и жил. Умер в ужасной бедности, прослужив более 45 лет. Я думаю, что смерть причинилась от бедности, которая лишала его не только приятностей, но вещей, необходимых в жизни для покоя в преклонных летах. Он был наш товарищ и наставник, а отец его был батюшкиным учителем. Ты это знал ли? Вот что пишет Шульц. Я, конечно, имею право по старшинству, но было бы бессовестно от меня заглушать заслуги Шульца старшинством моим. Не знаю, предложит ли мне Малиновский вакансию, но ежели это сделает для соблюдения учтивости, то я для соблюдения справедливости буду просить его о Шульце. Будь и ты ходатаем его у Нессельроде, любезнейший друг.

Константин. С.-Петербург, 3 мая 1824 года

Многие предлагают свои дома для почтамта [московского], Юшков, Пашкова, Балашов, а всего бы лучше иметь Банк, о коем и идут некоторые переговоры с министерством финансов. Юшков, я уверен, уступит и за половину просимой цены, лишь бы купили. Он все ко мне пристает, чтобы мы сами цену назначили, и он тотчас согласится. Пашковой дома, между нами сказать, недостаточны, к ним и теперь надобно нанимать другие квартиры; если купить, то такой дом, в который бы все поместиться могли. Я нахожу, что и Юшкова дом недостаточен, а дом капитальный. Сколько просит Пашкова за свои? Пожалуй, я скажу князю и Жулковскому, но сомневаюсь, чтобы купили. Как придет до денег, то министр финансов лучше согласится отдать Банк, для него теперь ненужный.

Александр. Москва, 5 мая 1824 года

Мне что-то все неудачи этот год. Добрый наш Корсаков болен горлом и не выедет несколько дней, и дело наше с ним остановилось, а между тем бомбардировка все продолжается. К Яковлеву присовокупились безотвязные Керестури и несносная Самарина, которая, живя в одном доме с богачом-братом, уверяет, что не на что ей покупать лекарства. Поеду завтра щупать ей пульс и кормить ее баснями. Одна песня у всех: нет денег, и взять негде. Одна молва о благодетельном банке всех воскресила. И подлинно, будет это большая милость. Купцам даны средства разные к поправлению состояния, а дворянам, обобравшим себя в 12-м году для отечества, – ничего! В Москве иного разговора нет, всякий спрашивает: да когда же будет? Ренкевич, бывший вице-губернатором, объявил себя банкротом; дом его, через двор от нас, описан по претензии Катерины Семеновны Тургеневой: эта ничего не упустит. Всякий толкует это по-своему…

Вяземский от 80 тысяч чистого дохода, оставленных ему отцом без долгу, нажил, говорят, долгу 800 тысяч. Непростительно. Я ему советую продать подмосковную. Этот маленький Версаль ему в тягость, одно содержание его разоряет: в нынешнем году должен он был употребить 10 тысяч на одну плотину. Хорошо иметь подмосковную, которая нас кормит, а не разоряет. Да такую подмосковную не скоро и продашь. Княгиня собирается с больными двумя детьми в Одессу.