Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Я был с Волковым раза три у Вандама. Долго с ним говорил; он болтлив, как все французы, дерзок, но умен и имеет познания. Много очень слышал я и узнал любопытного у него. Я все это записал и сообщу тебе. Говоря об Испании, он сказал: «Мы наводнили эту страну своей кровью, вымостили ее своими костями». Он также был против прошлогодней экспедиции и сказал, что за то, что слишком явно осуждал ее, был изгнан так же, как король Еремка. «Значит, – сказал я ему, – вы против всех предприятий, кои кончаются неудачей». Он засмеялся. Он уверяет, что все были против похода в Россию, кроме одного Даву, коего цель была – быть польским королем. О самом Наполеоне говорит он иной раз дерзко, а иной раз превозносит его до небес. О Германии говорит он с оскорбительным презрением.

Вчера обедали мы с папа у графа, где был фельдъегерь. Я просил его рассказать о поездке. Курьер вытаращил глаза, когда папа сказал ему, что собирается ехать в главную квартиру в четырехместной карете. «Вы не доедете в полтора месяца». – «Платить буду хорошо». – «Да это все равно: где нет лошадей, так хоть миллион платите, их не будет; я часто пешком шел». Все это не слишком обрадовало нашего путешественника, он колеблется. Мне кажется, что рад бы остаться, но боится, чтобы не назвали малодушием: сказав столь решительно, что едет, – остаться. Я говорю ему, что прекрасно бы было ехать по первому пути, покойнее, дешевле, и легче, и скорее; говорю это в той надежде, что подоспеет между тем твой ответ на письмо мое через Шепелева, где говорю тебе о намерениях папахи. Через два дня еду с Наташею в Кашин праздновать эту не по сердцу всем свадьбу Пашеньки с Обресковым. Я уломал старика дождаться моего возвращения, а пробуду там неделю, вместе с дорогою. Вот и еще выгаданное время.

Портрет Сталь мастерский. Граф нашел его поразительным и особливо весьма хорошо написанным. Скажи ей всяческих любезностей от меня и от Наташи, которая часто вспоминает о ее любезном обществе.

Дмитриев атаковал меня вчера у графа, осыпав и меня, и Наташу комплиментами и любезностями. Хвалил чрезмерно мою книгу, которую ты, надеюсь, теперь уже получил. Кажется, он не вернется более в Петербург. Поскольку я весьма дружен с его г-ном Болотниковым, то написал ему длинное письмо при посылке книги. Он годится нам при случае. Это славный, честный человек, добрый и чувствительный. Во время его последнего здесь пребывания мы почти всякий вечер бывали вместе у Волкова, у графа или у меня. Мы почти все время виделись, ибо он живет у графа.

Тут только и разговоров, что о безнаказанной жестокости , свершившейся в Петербурге. Каналья француз Флери осмелился побить человека адмирала Сенявина. Флери только арестован. Я тебе отвечаю, что ежели б в Москве какой француз дерзнул оскорбить крестьянина, то заплатил бы очень дорого. Эта история всех возмущает, и она того заслуживает.

Константин. Теплиц, 22 сентября 1813 года

Генерал Балашов едет в Лондон, чтобы отвезти русские ордена принцу-регенту; обязанности его, думаю, будет исполнять покамест адъютант Кутузов. Поццо теперь при шведском кронпринце как дипломатический агент. По поводу Кирико я еще раз написал Италинскому с курьером, отбывшим этой ночью в Константинополь, хорошенько его отчитать. Папа увидит, что я ничем не пренебрегаю из того, что может быть ему полезно, но, ради Бога, не пускай его ехать. Я уже столько писал против этой поездки, что ничего не могу более добавить, разве что он будет совершенно бесполезен для дела, чрезмерно пострадает дорогою и бог знает, доедет ли в это время года при существующей нехватке лошадей. Признаюсь тебе, что мысль о его приезде была бы мне весьма мучительна, ибо нет никакой возможности поселить его в главной квартире, где находятся три государя с их свитами и генерал-аншефами. Я требую категорически, чтобы вы все вместе отговорили его от этого плана.

Константин. Альтенбург в Саксонии,

1 октября 1813 года

Вот мы и снова верхами, мой милый друг, и, как видишь, продвигаемся вперед, а вместе с нами и дела подвигаются. Посылаю тебе два бюллетеня графа Нессельроде и третий австрийский, в коем содержится великая новость: король Баварский с нами, он отрекся от Конфедерации и становится под знамена правого дела. Это увеличивает наши силы до 36 000 человек и вызовет недовольную гримасу у великого человека. В общем, мой милый друг, все идет прекрасно. Вот я и снова вдвоем с Нессельроде; все другие наши господа остались позади, а с ними и моя бричка. Погода нам досаждает несколько в наших кавалькадах, ибо, как только мы садимся на лошадь, начинается дождь; несмотря на это, мы сделали позавчера более тридцати пяти верст, чтобы прибыть сюда. Это очень красивый маленький городок, мы в превосходном замке, принадлежащем герцогу Саксен-Готскому, но что здесь в самом деле восхитительно, это орган в замковой церкви и особливо знаменитый Бартель, органист, угостивший нас вчера и этим утром несколькими отрывками; между прочим он один сыграл и «Сотворение» Гайдна, и признаюсь тебе, было впечатление большого оркестра.

Константин. Лейпциг, 7 октября 1813 года

В эту минуту мы победоносно входим в Лейпциг, мой милый и любезный друг. Император посылает своего генерал-адъютанта с сим известием в Петербург, и несмотря на то, что я изнурен усталостью, тороплюсь сообщить эту великую новость тебе. Я еще не могу соединить в голове все подробности блистательной победы. Наполеон, после обороны города в двух сражениях, в которых мы все одержали победу и которые длились весь вчерашний день, наконец отступил. Этим утром мы бились, и к одиннадцати часам император, в сопровождении короля Пруссии и кронпринца Швеции, и огромного кортежа, вошел в город, где еще продолжалось сражение. Восхищенные обитатели его кричали ему «виват», кидали цветы из окон. Король Саксонский с королевою здесь; вот славный герой дела, он был покинут своим августейшим союзником, и каковы результаты! Лористон, Ренье и куча других генералов взяты в плен, среди прочих герцог Падуанский Ариджи, множество пушек и пленных, число которых в этот первый момент невозможно определить, и этой славной победой обязаны нашему императору, который в эти два дня покрыл себя славою и дал доказательства выдающегося таланта и высочайшей доблести. Во время вчерашней битвы многие саксонские полки перешли на нашу сторону с их пушками и тут же направили их на своих бывших союзников.

Всё покидает великого человека; дело в том, что Небо защищает свое собственное дело и вверило его ангелу. Именно как такового нашего императора всюду и принимают, и все ему поклоняются. Обойдя город, улицы которого покрыты мертвецами и умирающими, император произвел смотр армии шведского кронпринца. Она великолепна, и повсюду его встречали с тем же воодушевлением, которое он внушает и всему его окружению и которое не нарочитое, как по повелению кардинала Мориса. Мы преследуем врага. Граф Иосиф Понятовский, раненый, упал в реку неподалеку отсюда и там окончил свою карьеру. Не видна ли в сем ясно рука Божья, начинающая поражать тех, кто поддерживает столь неправедное дело? Император Австрии здесь. Не было ничего прекраснее вчерашнего зрелища двух императоров и короля Пруссии, стоявших на этом маленьком холме перед Лейпцигом во время битвы, решавшей участь Европы, и смотревших, как их армии соперничают в доблести и усердии. Наш император получил орден Марии-Терезии, Большой Крест и орден Австрии, Св. Георгия 4-го класса. Шварценберг получил Марию-Терезию и Св. Георгия 1-го класса, ибо он был командующим. И с той и с другой стороны сражались с беспримерным ожесточением. Это была годовщина Тарутинского сражения; то было началом спасения России, а это, надеюсь, есть сигнал начала спасения всей Европы. Анстет сказал мне, что уже 14 генералов взяты в плен. Потери неприятеля исчисляются более чем в 100 пушек и проч.