Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Константин. Париж, 18 мая 1814 года

Император, как ты знаешь, начнет поездку свою с Лондона, куда едет через два-три дня. Я в числе немногих лиц его свиты. Пребывание в Лондоне продлится лишь несколько дней, оттуда – в Вену, оттуда – в Берлин, а после постараюсь я ехать прямо в Москву. Все это только для тебя, мой милый друг, и чтобы ты мог облагоразумить Машу, ежели она тем огорчится. Я пишу ей о Лондоне. Я ей и оттуда напишу. С другой стороны, я надеюсь, что она будет и достаточно благоразумна, чтобы не сердиться на меня за то, чему все завидуют. Посуди, сколь мне будет приятно сопровождать императора в этой триумфальной поездке.

Константин. Париж, 21 мая 1814 года

Васильчиков, генерал-адъютант, повезет вам известие о мире; посуди, мог ли я упустить эту оказию, чтобы ею не воспользоваться; но не ожидай от меня длинного послания, ибо уверяю тебя, что у меня столько дел, что голова идет кругом. Император отбыл этой ночью в Лондон; мы последуем за ним, как только окончим некоторые дела и отправим нескольких курьеров. Я получил вчера крест командора ордена Леопольда Австрийского, еще одна красивая награда. Теперь их у меня девять. Ни больше ни меньше!

Александр. Москва, 21 мая 1814 года

21 мая! Довольно вспомнить число это, чтобы знать, что происходит в душе моей. Кидаюсь в твои объятия, любезный брат, поздравляя тебя с сим вожделенным днем. Мы его празднуем все у старика, который вчера переехал на дачу свою; там будем обедать и пить за здоровье некоторой полярной звезды , которая, видно, блудящая , ибо теперь находится в Париже. Ну уж радуешь ты меня, утешаешь, веселишь; я, право, как ребенок, коего задаривают ежедневно игрушками. Что за письма, что за газеты, что за брошюрки! Как все это исправно, скоро доходит! Как ты часто пишешь! Право, не знаю как, чем тебе воздать, любезный брат. При всех твоих великих занятиях, ты меня до того довел, что я насилу могу успеть тебе отвечать.

Александр. Москва, 28 мая 1814 года

Никогда я не слыхал таких криков, как вскричала в другой день твоя невеста. Приезжаю туда в день прогулки во Всесвятское, которое в четверти версты оттуда, первый вопрос, разумеется: «У вас есть письма от Константина?» – «Нет!» Настаивает. По-прежнему: нет! Наконец Марица верит и покоряется до следующего почтового дня. Она предлагает мадам Асламбеговой (у коей муж моряк, милый мальчик и друг адмирала Сенявина) пойти прогуляться. Спускаются по лестнице, а я подымаюсь на третий этаж и оттуда, с балкона, пускаю твое письмо. Марица видит, как что-то падает с неба. Великое удивление; но когда она видит, что к ногам ее падает пакет со словами: «Моей милой Маше», тогда испускает она сей знаменитый вопль, который отдается во всех окрестных лесах. Она не обедала от удовольствия. Обрадовалась очень чистому воздуху, вдруг от него и чистого гулянья у ней щека распухла; я ее потер твоим письмом, и опухоль уменьшилась. Я ей написал вчера, обещая еще на сегодня некоторое медицинское пособие от парижского аптекаря.

Карамзин сочинил прекрасные стихи о европейских событиях; они в печати. Ты их тотчас получишь. Я слышал, как вчера он их графу читал.

Константин Лондон, 29 мая 1814 года

Я со вчерашнего дня в Лондоне, и все тут так необыкновенно, столь особенно, что я не могу прийти в себя и совершенно ошеломлен. Мне будет весьма затруднительно сделать его описание, ибо надобно вначале собраться с мыслями, а в голове у меня полная сумятица. Какой огромный город, как все тут отличается от того, что видим у других народов. Наше путешествие из Парижа было благополучно, но морская переправа причинила мне страдания, ветер был слишком сильный и противный, так что нас рвало 20 часов подряд. Объявляют об отправлении курьера, и я успеваю только нацарапать пару слов to ту good brother. Знаешь ли, я тут с невероятным нахальством говорю по-английски, и меня понимают. Императора и всех нас принимают здесь с огромным воодушевлением.

Приписка Петра Ивановича Полетики: С крайним сожалением уведомляю вас, любезнейший Александр Яковлевич, что братец ваш ведет себя в Лондоне столь же худо, как и в Париже.

Александр. Москва, 8 июня 1814 года

Наконец приехали Ростопчин [то есть граф Сергей Федорович, старший сын графа Федора Васильевича] и Кромин, столь давно ожидаемые. Все пристали на даче у графа ко мне, чтобы я распечатал твои пакеты, но я был непоколебим: растаскали бы газеты и брошюрки. Итак, я отправился домой, где расположил на большом столе и начал распечатывать. Прошу тебя премного благодарить от меня любезного Ламсдорфа за цепь. Какая работа! Кто поверил бы, что из того же железа делают затворы и пули, кои убивают нас, как мух.

С какою изумительною быстротою последовали друг за другом все эти невообразимые перемены. Император освободил нацию, которая уже десять лет полагала славу свою на пресмыкательство и порабощение. Не думаю, чтобы все, тобою виденное, обратило почтение твое к поганым фафулям, коих нельзя не презирать. Гадко слушать их теперь и читать. Что за народ! Целая Франция, заглушая совесть, казнит доброго короля, а теперь пустое слово союзного генерала обезоруживает праведное негодование и ярость народа к истинному убийце и варвару Франции. Поди пойми их! Я в сокрушении, что не предан смерти Бонапарт.

Поцелуй от меня с нежностью милого Воронцова; говорили, будто убили его в битве при Краоне. Люди из здешнего его дома приходят ко мне с управителем с перепуганными лицами и с болью расспрашивают, правда ли, что у молодого графа оторвало руку и он умер при ампутации. Весь город, верно, о сем говорил. Посуди о моем счастии смочь ободрить этих славных людей. Я как раз только получил твое письмо, где ты мне пишешь: «Я только что расцеловал Воронцова, который получил 20-го крест Св. Георгия». Я им показываю письмо, перевожу отрывок; они крестились, плакали от радости. Прошу тебя рассказать о сем молодому герою: такие вещи созданы для такого сердца, как его. Я дал двойные газеты графу Чернышеву, который пришел провести со мной некоторое время; это будто я ему дал 100 тысяч. Старый князь Федор Сергеевич Барятинский умер от апоплексического удара; о нем весьма мало сожалеют, и подлинно он того не заслуживает. Сегодня похороны старого Валуева, который поторопил свою смерть неумеренным употреблением крепких ликеров. О сем человеке будут жалеть только его подчиненные, коих он засыпал всякий год наградами – единственно из гордости и чтобы показать свое влияние при дворе; однако же известно, как получал он желаемое.

Александр. Москва, 9 июля 1814 года

У нас, кажется, заклад с тобою, любезный брат, у кого будет больше чего? У тебя крестов или у меня детей! Бог обрадовал меня дочерью, нареченною под пару Костюше – Ольгою. Она родилась 1-го числа сего месяца.