Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Я упорно верю, что есть одно письмо твое потерявшееся, ибо мы не получали более после твоего первого из Лондона. Тут уверяют, что ты трудишься с императором, а граф Нессельроде остался в Париже, имея миссию от его величества еще на несколько дней. Ежели это так, то благословляю твое молчание; пускай оно даже и продлится, лишь бы Бог сохранил твое благополучие. Ты видишь, что я очень рассудителен, или, лучше сказать, моя любовь к тебе превосходит все в этом свете.

У нас и в Петербурге только и разговоров, что о времени возвращения императора; делаются пари, что его величество вернется 22 июля; надобно не иметь здравого смысла, чтобы сие утверждать. Впрочем, я со своей стороны убежден, что император сам не смог бы назначить точную дату своего возвращения; дела и политические события слишком сильно на это влияют.

Константин Митава, 12 июля 1814 года

Ну вот, мой милый, любезный друг, и я в России. Я тебе описать не в состоянии, что чувствую. Право, кажется, что все это сон. Между тем мы летим, а не едем. Из Лондона выехав, только два раза останавливались, а то скакали день и ночь. Как бы ни был утомителен такой способ путешествовать, он очень соответствует моему положению. Я останусь в Санкт-Петербурге только несколько дней, так что надобно все устраивать к моей свадьбе. Я написал о сем Маше, но еще не говорил, что мне, очень вероятно, придется снова ехать после месячного пребывания в Москве; сохрани это для себя одного. Я хотел бы в это время и жениться. Я напишу тебе из Петербурга. В случае, если старый папаха захочет туда ехать, скажи ему, что он меня там уже не найдет. Напиши также Фавсту, чтобы приехал: он мне обещал.

Александр. Москва, 15 июля 1814 года

Граф через два дня едет на воды, его не будет четыре или пять недель; сделаюсь вольным казаком, чаще буду со своими. Сегодня едет в Петербург Дмитрий Николаевич Сенявин, который всякий раз делает мне препоручение обнять за него Костюшку. Какой добрый человек! Говорят, что великий князь прибыл в Петербург с известием о мире, который невеликую производит радость; давно уж этого ждут, никто не предвидел затруднений к заключению оного, а все смутны, видя Бонапарта не токмо живым, но и самодержавным на Эльбе. Никто не внемлет рассудку, а всякий предается токмо чувству ненависти и мщения к сему разбойнику. Не умер ли он, когда приведен в невозможность делать зло?

Александр. Москва, 17 июля 1814 года

Граф был извещен из Петербурга, что из Парижа отправлен сюда курьер с известием о заключении мира, но он не являлся. Для всеобщего сведения и из предосторожности объявлено было полицией, что, как скоро прибудет в город курьер, все жители известятся о сем пушечными выстрелами; ты можешь себе представить, любезный брат, как у меня вчера сердце забилось, как услышал пальбу. Две радости для меня… как две? три! Мир, письмо от тебя и приближение твоего возвращения! Это немало! Хотел тотчас скакать к графу, который живет на даче; коляска еще не запряжена, является ко мне ординарец графский с большими пакетами от тебя, привезенными Васильчиковым. Граф велел мне быть к себе на другой день рано, и так целый вечер мог я заняться чтением твоего милого письма от 2 июня и газетами.

Этим утром в 6 часов был я у графа; он спал, я прогуливаюсь в саду, вижу человека весьма высокого роста, который подходит ко мне с трубкою во рту, – это посыльный нашего ангела!.. Я его видел почти что первый раз, но познакомиться с ним оказалось минутным делом. Какая скромность в этом герое, с какой добротою отвечал он на все мои расспросы. Мы проболтали до пробуждения графа. Ты, верно, понимаешь, как много расспрашивал я о тебе. Васильчиков сказал мне, что очень удивлен, что Закревский не уехал из Парижа в Москву прежде него. То-то уж замучаю вопросами; с этим церемониться не стану.

Ты извещаешь меня, что едешь в Лондон; я от этого с ума схожу от радости и желаю сего от всего сердца. Вот еще страна единственная во всех отношениях, которую ты увидишь, страна совершенства почти во всем. Под совсем еще свежим впечатлением от Парижа ты сможешь сделать сравнение, ежели можно делать сравнения между рептилиями и человеками. Не надобно иметь очень проницательного ума, чтобы догадаться, к какому классу относятся господа фафули. Что ж, мир вздохнет спокойно: окончены побоища, и отныне будут подымать руки (как сказал я в предисловии к своей книге) лишь для благословения ангела, орудия Божия. Какая роль и какая слава для России! Ах, если бы император мог видеть все слезы, кои заставляет проливать этот мир!

Константин. Петербург, 21 июля 1814 года

Вот я наконец и в Петербурге. Не могу тебе описать, с какой радостью обнял я нашего почтенного Алексеева и его милую жену. Они не ожидали меня видеть. Это был мой первый выход, и признаюсь тебе, что мы были взаимно счастливы снова встретиться. Вот настоящие друзья! Я был также у Пушкиных; маман сильно постарела, не может говорить о сыне своем, не проливая слез; я хорошо это понимаю, бедная мать! Меня приняли в семью, как родного сына. Я нашел всех сильно переменившимися. Ты, верно, понимаешь, с каким братским чувством обнял я нашего доброго Тургенева. Он все тот же. Все друзья наши, Григорий Гагарин, Уваров приняли меня с выражениями искренней дружбы, и вообще все выказывают мне самые дружеские чувства и поздравляют. Я не многих еще успел повидать, у меня нет времени, ибо я тороплюсь покончить с бумажными делами, чтоб уехать. Надеюсь сделать это к концу недели или к началу следующей. Мазарович объяснил мне, где живут Варламы, это мне по дороге, а поскольку я не знаю, где живете вы, то там и остановлюсь. Я написал Маше, что, вероятно, мне придется вскоре после свадьбы снова ехать. Так что надобно все приготовления к свадьбе окончить до моего приезда. Поторопи все это, мой друг.

Марья Любимовна удивлена и в восхищении от того, что меня видит. Ее муж все тот же. Бабушка в Кронштадте у сына. Я огорчен, что не смог обнять ее. Боголюбов часто меня навещает. Этот бедный малый искалечен и ходит на костылях. Юлинац от меня не выходит, это очень славный человек. Гурьевы осыпают меня милостями благодаря Нессельроде, который любит меня с каждым днем все больше. Я много ему обязан, это друг и покровитель. Я сегодня обедал у матери Тургенева с ее сыном и Боголюбовым. Завтра еду в Петергоф на праздник и представляться императрице-матери. Я поеду с Тургеневым и поселюсь у Нессельроде, у которого есть комната. Я получил от английского короля прекрасную шкатулку с шифром.

Вчерашний вечер я провел у Уварова между Тургеневым и Боголюбовым, который не утратил своей веселости. Мы много смеялись. Я так счастлив, так рад, что даже, думаю, стал несколько любезен.

Александр. Москва, 21 июля 1814 года