Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Александр. Москва, 30 июля 1814 года

Как изобразить мне тебе радость свою при получении милого, бесценного твоего письма из Петербурга! Вообрази, что, несмотря на все мои предосторожности, от письма твоего одного сделалось Марице дурно: чуть не упала. Слава Богу, все кончено, и теперь она опять становится как розан. Явясь к графу, по обыкновению поутру, был обрадован другим твоим письмом – из Митавы, которое почитал потерянным. Стану отвечать по порядку; второе письмо из Лондона, видно, потеряно; ежели пропало в великобританских владениях, то прощаю, так и быть, в пользу табакерки, которую тебе подарили, с чем душевно тебя поздравляю; однако ж желаю, чтобы ты к табаку не приучился.

Граф вчера уехал в Петербург. Я в какую-то минуту пожелал ехать с ним, но после побоялся упустить тебя как-нибудь и нам всем таким образом разойтись. Все подробности, кои ты мне сообщаешь о наших петербургских друзьях, доставляют мне величайшее удовольствие. Почтенные Алексеевы! Воображаю их и твою радость, доброго Тургенева, который до сей поры имеет талант не портиться. Ты не можешь пропустить Варламов, которые точно на твоем пути: не доезжая Петровский дворец, налево хорошенький домик с тремя статуями на фасаде. Я удивлен, что вчерашняя почта ничего нам не доставила; верно, ты еще не воротился из Петергофа. Не могу сказать тебе, как мне было сладостно познакомиться с достойным графом Нессельроде; он не придаст сему большого значения, но прошу тебя сказать ему, что питаю к нему самую нежную привязанность и особливо признательность, которую ничто не сумеет никогда уменьшить: я ему много должен за все милости, кои он совершил и продолжает совершать для тебя. Гриша мне много о нем говорил, а здесь князь Николай Г. возносит его до небес. Мы все здесь готовы к свадьбе [128] Свадьба эта состоялась в Москве, откуда К.Я.Булгаков вскоре должен был уехать на Венский конгресс, где состоял при графе Нессельроде. . Сегодня кровать притащится на дачу, твои покойники очень милы.

Это ужасно, что надобно мне теперь нестись к генералу, неизвестно как, который был послом Англии в Персии. Графа нет, обер-полицмейстер дурак; оборвется на мне и Волкове, а это человек, оказавший России с этой стороны большие услуги. Волков нас оставляет. Какое это для меня огорчение! Жалка будет наша Москва; неужели этому доброму служителю государеву за 9 лет полицмейстерства не дадут место комендантское здесь, которое он так желает! Граф повез с собою его просьбу в отставку. В некоторых отношениях я его участи завидую и хотел бы быть отставлен со службы, несмотря на все, что мне говорят. Я совершенно горд и счастлив всеми твоими успехами; я делаюсь мухою и сажусь на твою телегу.

Александр. Москва, 1 августа 1814 года

Здесь только и разговоров, что о празднике в Петергофе, но у нас нет подробного описания. Я очень желаю, чтобы ты повидал графа в Петербурге, и поэтому тоже хотел бы, чтобы твой отъезд был отложен на несколько дней. Он сам ехал с горячим желанием тебя повидать. Повторяю тебе, милый мой, что тебе уже говорил, что он очень желает тебя видеть на том месте, о коем речь, но по-прежнему полагает, что знаменитый ссыльный места сего не потеряет, что его партия сохранит для него это место и что графу отказ нипочем, это касается только нас, лишь бы он попросил. Что заставляет меня думать, что предположение графа необоснованно, это то, что император обещал сие место Озерову, однако, когда тот губернатором в Твери, у тебя нет опасного или сильного соперника. Ах! Ежели бы это могло устроиться, как это было бы восхитительно, приятно, удобно и доходно.

Конечно, Бог не оставляет многочисленные семейства, однако ж король, дама, сам-шост! Это не безделица. Ну! Бог милостив. Я утешаюсь мыслью, что, по словам господина Уели, прибывшего из Персии, у короля персидского 53 сына и 112 дочерей; хотя у этой самодержавной свиньи 500 жен, они все не стоят и кончика носа моей собственной, а ее нос не есть самое восхитительное в этом свете.

Александр. Москва, 30 августа 1814 года

Жаль, любезный брат, что не пробыл ты у нас еще полдня: ты поехал в беспокойствии быть в Вену позже государя, с пришедшею же часа с два после твоего отъезда почтою узнали мы, что император отправляется в Вену 5-го числа. Эта мысль тебя бы успокаивала дорогою, и ты мог бы не так торопиться. Сегодня еду в Петровское обедать. Наши завтра или послезавтра переезжают в новый дом, тут будем видаться гораздо чаще. Янко объявляет всем, что он заменяет у Марицы твое место, и, увидев шляпу твою, что ты дал славному Метаксе, сказал матери с сердцем: «Как вы глупы, что вы тоскуете, Булгаков здесь: разве вы не видите его шляпу, вот она, и что ему там делать? Разве вы не знаете, что все французы перебиты?» Малый заявляет, что всюду, где ты садился, пахнет духами, и со всех сил тянет носом.

У меня что-то предчувствие, что ты забежал к Волкову из Перхушкова, желая очень его видеть; он ожидается сегодня из деревни. 100 рублей отдал людям Варламовым, а дабы не было ссор, то расписал, сколько всякому дать, и все довольны. Тетушка тебя обнимает и в больших хлопотах: «Да скажи, мой батюшка, в больших-то хлопотах не забыл ли Константин Яковлевич взять мою просьбу; нет, воля твоя, я пошлю к Марье Константиновне спросить». Уверил ее. Что же? Другая беда: «Боюсь, так ли подписала я, белы очень чернила, ну, как не прочтет государь, ведь не разберет, так и просьба к черту пойдет».

Сейчас входит Волков. Пришла почта; молодой граф ему сказывал в соборе, что отец уволен от звания главнокомандующего в Москве, и велено ему быть при особе государя. Вот событие, нарушающее мои делишки. Преемник графа неизвестен. Его назначение определит мое положение и мою участь. Генерально считают, что это Балашов; тем лучше тогда для Волкова, и для меня, и для Москвы.

Александр. Москва, 7 сентября 1814 года

Чрезмерно обрадовал ты нас, любезнейший брат, двумя твоими письмами – из Смоленска и из Орши; сегодня, по моему расчету, должен быть ты в Вене.

Граф назначен в Совет, а тут его место заступает Тормасов. Я выжидаю, чтобы несколько направить себя, что граф мне напишет; останусь на своем месте до твоего возвращения. Когда твоя судьба будет решена, займусь и своею также. Я буду очень удивлен, если граф ничего для меня не сделал, он мне, однако же, наобещал златые горы. Такова была всегда моя судьба – не иметь ничего от тех, кто любил меня более всего. Здесь у нас на место Валуева заступил князь Юсупов. На место Дмитриева – Трощинский, что прекрасно для всех и для нас тоже. Графу Петру Разумовскому – великого канцлера, Кочубею, Гурьеву, Балашову, Шишкову – 1-го Св. Владимира, маршалу Салтыкову – княжеское достоинство, Вязмитинову – голубую ленту. Фельдмаршалу – 50 000, перстень с портретом. Екатерининские банты – женам генерал-адъютантов князя Волконского, Балашова, Васильчикова, Кутузова и княгине Голицыной. Графиня Барклай – статс-дама. Аракчееву, на его отказ от голубой ленты, – портрет. Он решил оставить портрет, а бриллианты отослать императору; я нахожу очень глупыми тех, кто восхищается тем, что есть лишь избыток гордыни, тщеславия и дерзости. Надобно полагать, Аракчеев сделает рамку из папье-маше для портрета и так будет носить. Не говорю тебе о других милостях, ты должен все это знать.