Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Полетика прислал мне свой портрет, я нахожу в нем сходство неуместное и вовсе для него не лестное. Он в точности такой же желчный на своем портрете, каков он и в жизни. Старик Пеллегрини навестил меня. Удивительно, как он сохраняется. Он так же стар, как Петербург.

Отт чертовски постарел. Священник все тот же, он приходил навестить меня. Кажется, он доволен своей участью.

Константин. Вена, 18 сентября 1814 года

Прихожу в канцелярию, фельдъегерь дает мне письмо от тебя и говорит, что последний курьер еще отсюда не уехал. Не знаю, что делать, два раза уже читал твое письмо и, как в чаду, не знаю, что читал, а хочется еще с этим курьером уведомить тебя о получении твоего письма, на которое подробно отвечать буду с будущим. Ты еще не знал, что Тормасов на место графа, ты еще ни на что не мог решиться. Посуди, с каким нетерпением буду ожидать будущего письма.

Константин. Вена, 19 сентября 1814 года

Принц Леопольд, узнав, что я был у Сен-Клера, просил меня зайти к нему, несмотря на то, что мой наряд вовсе не подходил для того, чтобы мне ему представляться. Он принял меня с бесконечною добротою и долго говорил мне о тебе и о дружбе, которую он и все его семейство к тебе питают. Он поручил мне передать тебе тысячу любезностей от него. Очаровательный принц.

В Вене такой блеск, волнение и шум, каких ты и вообразить не можешь. Вчера был большой съезд при дворе. В жизни своей не видал я такого блестящего собрания. Женщины и мужчины были усыпаны бриллиантами, и наряды были самые богатые. Наш император сам представлял нас императору и императрице Австрии. Император Франц меня вспомнил.

Это подлинно единственное событие – видеть в одной зале нашего императора, императрицу, императора Австрии, королей Пруссии, Дании, Баварии, Вюртемберга, великого герцога Баденского, наших великих княгинь, несколько владетельных принцев и самых значительных лиц Европы.

Какую прекрасную роль во всем этом играет наш обожаемый государь! Именно благодаря ему все здесь и собрались, все переводят дух. Какая слава для русского имени, какое счастье быть подданным такого властелина! Это ангел. Он всех здесь покорил. Он одет в белый мундир и великолепен. Довольно лишь увидеть его, чтобы уже не удивляться, что именно его Бог избрал для спасения всего света. Признаюсь тебе, сердце радуется, когда его вижу. Великий князь еще не изволил прибыть. Ждут его. Добрейший Лагарп сделан действительным тайным советником. Это также очень порядочный человек, весьма привязанный к императору. Он не может говорить о нем без восхищения. Как должен он радоваться, видя воспитанника своего в такой славе. Я сегодня обедаю у Франсуа Пальфи, он дает обед русским. Должен тебя покинуть, пора мне одеваться.

Константин 21 сентября 1814 года

Был я вчера на придворном празднике. Было всего только 10 тысяч человек! Для этого праздника отвели зал манежа, и уверяю тебя, что в жизни своей не видел я ничего более прекрасного. Было множество, как ты понимаешь, и особенно в зале, где находились государи. Дети исполнили очень красивый танец, особенно один из маленьких казаков был прелестен. Я пробыл там недолго и возвратился домой вместе с Шредером выкурить трубку и поболтать.

Позавчера был бал у княгини Багратион. Император и король Пруссии почтили его своим присутствием, и говорят, что он был великолепен. Я оставался там полчаса, и мой верный товарищ Шредер пришел со мной покурить. Так я и оканчиваю почти все мои вечера, с ним и Воронцовым [графом Иваном Илларионовичем Воронцовым-Дашковым], очень милым мальчиком, с коим часто мы говорим о тебе. Теперь он с нами. Каменский [брат известного биографа Дмитрия Николаевича Каменского, пользовавшийся особым расположением государственного канцлера графа Николая Петровича Румянцева, который продолжал еще ведать Коллегией иностранных дел] еще не приехал из Парижа, куда был отправлен курьером. Граф Нессельроде говорил мне о нем и хочет оставить его при мне, а я лучшего и не желаю, ибо сохраняю подлинную привязанность к покойному его отцу. Ты говорил мне хорошо о сыне, и этого довольно, чтобы я отнесся к нему как к другу.

Александр. Москва, 22 сентября 1814 года

Нет уже сомнений, что мы снова увидимся к концу ноября, ибо император сказал Тормасову, что приедет в Москву в декабре месяце [131] Государь посетил Москву лишь в августе 1816 года. . Граф нас покинул, ничего для меня не сделав. Кажется, как я тебе уже писал, что участь моя в том, чтобы пользоваться доверием и дружбою моих начальников, и не более того. Это отлично, но недоходно; что делать? Может быть, коего близкую дружбу заслужить я не буду иметь счастья, тот и сделает мне более всех добра. Все мне расхваливают нового начальника и убеждают остаться при нем; так что я решился остаться у Тормасова до твоего возвращения, тем более, что неприятно мне было бы терять 1500 и квартальные выгоды. Граф, который не оставляет меня без своих дружеских писем, пишет в последнем: «Господин Тормасов порядочный человек, который вас знает таким, каковы вы есть, от вас зависит оставаться при нем», – и проч. Граф будет сюда через два дня, а Тормасов через три. Это обстоятельство будет полезно для моих делишек. Поскольку граф не представил отставку Волкова, тот считает себя вынужденным оставаться на месте до возвращения императора. Когда его величество будет здесь, мы надеемся, что Балашов сделает что-нибудь хорошее для нашего друга.

В Архиве у нас новый начальник. Это Малиновский, который, сверх того, получил 3-го Владимира, коего крест свисает у него до брюха.

Александр. Москва, 24 сентября 1814 года

Третьего дня Аф. Дмитриевна лежала в постели нездорова, и я, обедавши там, ее не видал; ввечеру прихожу, нахожу, что и у Марицы голова перевязана уксусом, а пришел я отдать письмо твое из Коцка и Дублина. Сидели мы с час, болтали на постели у Аф. Дмитриевны. Я спорю с Марицей, что все ее болезни в воображении, потому что все вылечиваются твоими письмами. «Ох, – говорит она, – у меня очень голова болит, но, верно, если бы получила я письмо от Константина, то кинула бы платок и весь этот уксус к черту; но надобно ждать, ведь не так давно он нам писал из Брест-Литовска». Тут достаю я твое письмо из кармана; в самом деле, платочек тут же оказывается на полу, и Марица чувствует себя как нельзя лучше. Мы все очень веселились, ибо мне принесли также письмо из деревни, где все здоровы. Мы рады знать, что 3-го ты был в Дублине, тогда как император 7-го был только в Слониме; у тебя был, стало быть, по крайней мере месяц в запасе.

Вообрази себе наше приключение. Ложимся спать в деревне, слышим слезы. Наташа говорит, что Ольга, я ей пеняю, что не знает голоса своих детей. Только вдруг входит Алена с ребенком, которого подкинули нам в сад под окошки дома. Так что мы взяли сие крошечное создание прежде всего из человечности, а потом из расчета, ибо говорят, что это приносит счастие; впрочем, я думаю, что так со всеми добрыми делами. Малютку окрестили под именем Натальи Александровны Находкиной.