Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

На другой день подал я жалобу: во-первых, графу Гудовичу, во-вторых, губернскому правлению. Через два дня получил суд прегрозное предложение от фельдмаршала дать в своих поступках отчет губернскому правлению немедленно, а исполнение приговора своего остановить. Правление, найдя отзывы оправдательные уездного суда основанными на кривотолках самой даже высочайшей власти и замечая сдавна беззаконные деяния поганого сего суда, предписало указом: 1) жалованье присутствующих в уездном суде и секретаря обратить в Приказ общественного призрения; 2) апелляцию нам немедленно дать; 3) Колтовской в просьбе ее отказать (она требовала взятия имения в казенный присмотр и от нас отчета в том, что мы из дома будто вывезли). 10-го я подал апелляцию, а на другой день подал бумагу в Гражданскую палату. Мы теперь развязались от уездного суда и во второй инстанции. Эта неудача сделает Анну Петровну податливейшею к мирной сделке. Она подала жалобу в Сенат. У нее вышли раздоры с судьею Матвеевым: большая бестия! Так как дело приняло-таки свое течение в Палату, то не хочет она доплатить 10 000 обещанные. Она заложила свои деревни, заняла, думала заплатить имением, которое ей сулил уездный суд, ошиблась, денег нет, и должники подали, чтоб описать и продать ее имение. Вот что нам рассказал ее пекарь, который также и наш.

Слава Богу, покровительство фельдмаршала, справедливость губернатора, хлопоты Волкова, прокурора Карновича и Хрулева вытащили нас из дурного положения, в кое вверг нас этот адский уездный суд. Видя, чем дело для него оборачивается, пошел он теперь на попятный и заверяет, будто только объявлял приговор, но не собирался его исполнять. Что же за приговор такой, коему не должно однажды исполниться?! Вся эта каша пришла перед родами Наташиными, потревожила меня довольно; добрый Фавст рыскал день и ночь и за меня везде наблюдал. Я не мог так часто оставлять Наташу одну. Я нашел, милый мой, превосходный канал к председателю Гражданской палаты Пименову, – у него советником молодой Лунин. С порядочными людьми нам легче будет достичь взаимопонимания, а уездный суд – это пристанище разбойников. Когда я ходил туда в последний раз, для нежных прощаний, то сказал Матвееву: «Жарко вам будет на Страшном суде».

Спасибо-преспасибо, любезный брат! Едва перестал я к тебе писать поутру, явился ко мне купец-грек с твоим письмом и с посылкою. Ну уж лакомство твои ликеры! Будет чем пощеголять в крестинный обед, который мы дадим, я думаю, в понедельник. Это, кажется, получше будет, чем мараскин Зары. Из одного штофика почти все вылилось, зато другие славно доехали; я в них и подавать велю, дабы удостоверить их происхождение. Спасибо, брат, за гостинец, которого здесь нельзя найти ни за какие деньги.

О новостях что тебе сказать? Ходит тут один слух, который, ежели подтвердится, пресильно меня огорчит. Будто бы Кутузов заступит место графа в командовании Молдавской армией; иные говорят – дабы дать графу время оправиться от болезни, больного повезут в Яссы, по мнению других – дастся графу другое важное начальство. Куда же? Разве против французов. Слухи войны с ними начинают гаснуть. Хитрый Наполеон извивается всячески, чтобы избежать разрыва, с тех пор, что видит нас твердыми и на все готовыми, чего, по внушениям Коленкура, никак не ожидал. Сказывают, что скоро выйдет манифест, коим Россия объявит свой вооруженный нейтралитет, порты наши будут всем открыты, тарифы впускаемым товарам уже обнародованы, и замечают, что запрещение падает на одни почти токмо французские товары. Наш курс с Англией улучшился сорока процентами от одних слухов мира с ними. Сахар и все колониальные товары стали дешевле. Говорят, что Лористон, заступающий место Коленкура, везет большие предложения от Бонапарта. В Испании у французов плохи дела. Мортье, шедший из Кадиса с двадцатью пятью тысячами человек на соединение с Массеной, почти полностью разбит генералом Хиллом. Дивизионные генералы Мерль и Сент-Круа убиты. От сего прекрасного корпуса треть осталась. Ты уже знаешь о взятии Иль-де-Франса англичанами. Добыча, захваченная по разным магазинам и складам, оценивается в 700 миллионов фунтов. Получилось всякому матросу по 1000 фунтов стерлингов премии, а всякому адмиралу – по миллиону. С трудом верится!

Я не хочу верить, чтобы ты лишился графа; но правда и то, что для его слабости нельзя будет остановить военных действий, а так как у вас нет полных генералов, то, может, пошлют Кутузова, которому на помощь дают (сказывают) Дохтурова. Ежели графу не быть в Молдавии, ты сделаешь свои расчеты, не следовать ли за ним. Грустно мне будет, ежели обстоятельства вас разлучат; но мне все кажется, что это басни нашей Москвы. Уж говорили раз, что Тучков к вам едет, а потом и войны с турками не будет. Ты мне об этом можешь дать обстоятельное сведение с первым курьером.

Александр. Москва, 17 марта 1811 года

Бедная Витша Потоцкая в Польше на станции одной была с дочерью зарезана разбойниками. История престрашная. Проезжий один офицер гусарский, бывший на одном ночлеге, услышав шум, заперся в своей комнате, чтобы успеть зарядить пистолеты. Рубят его дверь топором; коль скоро увидел он скважину, выстрелил в нее и убил одного; другой продолжает прорубливать дыру и, наконец, просовывает в нее руку, чтобы отнять заложенный крючок. Офицер берет саблю и отрубает часть кисти ручной, рука отымается со скоростью, убийцы уходят. Как все утихло, офицер сходит вниз и находит графиню и дочь ее плавающими в крови своей; все люди с постоялого двора, с почты и приезжие бог знает куда девались. Офицер сел на лошадь, продолжал путь свой верхом, приехал к отцу, за 40 миль оттуда, находит его больного, приближается к постели и, откинув одеяло, узнает ту руку, которую накануне ранил саблею. Какое ужасное приключение! В городе только о сем и говорят. История и конец Потоцкой могли бы дать обильную пищу для романа.

Александр. Москва, 28 марта 1811 года

Потеря графа одних только турок обрадует, ты много потеряешь; но я все имею предчувствие, что ты с драгоценным твоим начальником опять сойдешься или и не разлучишься даже; в случае же нужды будешь уметь ужиться и с новым.

Анна Петровна хочет мириться и присылала мне доброго этого Амплия Васильевича сговариваться. Все на волоске держится, и посмотрю, ежели Амплиошка не сделает то, что Апраксин только начал. Сей добрый Агентов пустился от сердца, он мне говорил со слезами на глазах: «Счастлив пойду во гроб, ежели совершим это доброе дело!» Он весьма нежно нас любит. Святая неделя подходит, дай Бог конец! Поеду к Анне Петровне христосоваться. Мое сердце не для вражды сотворено, легко забуду я все зло, которое нам причинила, и готов много пожертвовать, чтобы купить свое, а особливо твое и Наташино спокойствие.