Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Дело это еще не решенное, и, когда будет что-нибудь более положительное, я тебе о том напишу; а покамест хотел тебя уведомить, ибо не совершаю и никогда не совершу окончательного шага без твоего совета и согласия. Отвечай мне на это, милый друг. Константинопольская миссия единственная, где можно жить на небольшие средства и без больших трат; жалованье секретаря 1800 рублей, уже кое-что. Он имеет кров и стол у посланника, так что на эти деньги можно жить.

Константин. Бухарест, 4 мая 1812 года

Милый, любезный брат! Сабанеев опять имеет к тебе просьбу, которую усмотришь из прилагаемого при сем его письма. Деньги, как прежде, отдай в Опекунский совет; что же касается до сироты, которого он тебе поручает, зная твое сердце, я спокоен насчет будущего его бытия. Новая черта редкой души Ивана Васильевича: имея сам весьма малое состояние, он берет на воспитание сирот, и не одного, а четырех, знаю. Я с ним долго говорил о том, которого он тебе поручает. Мое мнение, на которое и он согласился, есть следующее. Сирота этот не будет иметь никакого имения и никаких доходов, следовательно, и должен он с этих лет узнать нужду, привыкнуть к ней, а потому не знаю, полезно ли бы для него было, если бы отдали его в Университетский пансион. Он бы тут привык к содержанию, которого бы впредь никогда иметь не мог; особливо если попадет в службу унтер-офицером. Лучше определить его просто в Университет на казенное содержание или же, если нет вакансии, то все-таки туда определить с платою сколько приходится, – разве большую найдешь разницу в воспитании и учении между пансионом и Университетом? Все это предоставляет тебе Сабанеев, уверен будучи, что ты, будучи на месте, к лучшему все устроишь. Коль скоро учредится, то напиши к его брату Николаю Васильевичу, от которого прислан к тебе будет сирота. Теперь моя к тебе, милый брат, просьба: будь ему отцом, не только о нем наведывайся, но по праздникам бери его к себе и тем утешай несчастного в горестном его положении. Бог тебя за это не оставит, а Иван Васильевич вечно тебе за это будет благодарен. Как только найдешь средство устроить сироту или поместить его, напиши о том Сабанееву.

Александр. Москва, 6 мая 1812 года

Закревский имеет славное место при военном министре, место весьма доверенное: он заместил Воейкова (сына того негодяя, что управляет кузиной), коего удалили из Петербурга за некоторые весьма двусмысленные поступки. Все радуются фортуне Закревского, он отлично уважаем всеми. Ба! Ба! Да это он, верно, Барклая навел на тебя. Спасибо ему, доброму человеку! Граф Ростопчин, коего не стал я просить крестить моего Костю из ложной скромности, меня в том горячо упрекнул и потребовал у Наташи другого сына на будущий год. Он был у нас вчера со своим червонцем. У Наташи их уже 40 штук. Будет на что жить целый месяц. Казна не платит; князь Василий, в свою очередь, нам тоже не платит. Строение наше в деревне по сему приостановилось. Мы скоро уже туда собираемся.

Экзаменов нет более для вступления в 8-й и 5-й классы. Мезонфор был первый, которого без экзамена произвели в статские советники.

Письма свои адресуй по-прежнему: в Немецкую слободу, в собственный дом близ Салтыкова моста. Акиму поручено доставлять мне письма прямо в деревню; он для этого живет в доме. Его теперь нанял Сергей Львович Пушкин. В городе теперь только и разговора, что о дворянском споре. Я тебе писал, что собранными от московского дворянства деньгами вылита трудами Мартоса бронзовая статуя императрицы Екатерины II. Монумент сей, поставленный в зале Благородного собрания, открыт был в день Пасхи. На пьедестале директоры не написали года и числа, а намарали свои имена. Публика была шокирована тем, что какие-то безвестные имена, и ничуть, к тому же, не прославившиеся в царствование сей государыни, смешиваются с ее образом. Так что было представлено предложение, коим просят вынести решение путем баллотировки, удобно ли стереть сии имена или надобно их оставить; бумага подписана почти всеми членами. Это главная новость дня, и мнение сие так выражено, что сказывают, будто директоры, не дожидаясь баллотировки, сотрут имена свои с монумента. Старик Валуев первым подписал протест, но что весьма забавно, это то, что как он старейший из членов, то его имя первым и красуется на монументе. Кто-то сказал: «Господа! Когда вы были последовательны в своих поступках – тогда или теперь?..»

Все разделились на директористов и стиральщиков, но первые куда менее многочисленны. Славный князь Дмитрий Петрович Волконский очень отчаянно болен. Странная болезнь: правый глаз плачет кровию. Говорят, что это выпитая им солдатская кровь.

Третьего дня обедала у нас и целый почти день сидела тетушка [Мавра Ивановна Приклонская; дальше говорится про ее дочь и зятя]. Она дулась на тебя за утаение твоей поездки в Петербург. Голицыны, не имея возможности тебя иначе атаковать, вбили ей сие в голову. Я ей это доказал с величайшей очевидностью. Надобно знать, что их дела дошли до того, что они принуждены все продать, и слова не сказав тетушке; они продают дом в Сущево Николаю Гагарину за 32 000, а месяц спустя вешают афишку на городском доме, что и он продается. Иду к тетушке; все один разговор: «Я с тем в гроб пойду, что вас люблю как детей; только Константин доказал, что меня не ставит ни во что». – «Почему? Он вас почитает как мать и любит душевно». – «Какая это любовь! Не сказал ни слова и скрыл, что едет в Петербург тогда. Кому более участия принимать в делах ваших, как мне не любить вас? Князь Сергей Иванович и княгиня, конечно, этого со мною не сделали бы никогда». Тогда она от меня узнала, что дом был продан без совета с нею, а другой – уже в газете, тогда как ее и не думал никто предупреждать. Она сделала вид, что на них сердита, и спросила у них, почему они в неведении того, в чем в свое время так тебя упрекали. Они увидели, что попались в собственные сети, а я доказал тетушке, что она не должна ни на кого сердиться. Тетушка наша – добрейшая и славная женщина.

Александр. Москва, 14 мая 1812 года

По отправлении последнего моего письма поехал я на несколько дней в подмосковную; воротясь же оттуда, получил приказание явиться тотчас к Волкову. Он вручил мне неоцененное твое письмо № 11, с эстафетою сюда доставленное. Милый и любезный брат, я тебе описать не могу, сколько я был нетерпелив распечатать пакет. Волков ждал известия о заключении мира с турками; но мир бы меня никогда не мог так обрадовать, как сообщаемая тобою радость. Она прочно основывает благополучия твоей жизни. Твой будущий жребий меня часто приводил в грусть. Я часто делал сам все те размышления, коими наполнено твое письмо. Они все основательны и неоспоримы. Хвала Всевышнему! Он нас не покидает. Я и заступников наших узнаю: это Яков и Катерина [99] То есть покойные родители, Яков Иванович и Екатерина Любимовна. .