Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Очень я доволен, что Радди передал тебе все, что я тебе посылал, и особливо завтрак в хорошем состоянии. Он очарователен, это правда, потому я и счел его достойным быть подаренным моей дорогой Наташе.

Картинка твоя произвела здесь то же действие, что и на Спасском мосту; ее рвут из рук в салоне Милашевича, и все находят, что это очаровательно, остроумно и особливо политично. Продолжай, милый мой, присылать мне все, что может касаться текущих событий.

Сейчас получаю еще письмо из армии от адмирала; отправляюсь сегодня же туда.

Константин. Брест-Литовск, 28 сентября 1812 года

Я к тебе писал из Ясс и скоро после того оттуда выехал. Больно мне было расставаться с милою Машей; но что делать, принужден и это перенести; дай Боже только, чтобы не надолго было. Меня крайне беспокоит их положение. Все семейство сбиралось в Москву, а теперь бог знает, где зимовать будут, и когда и как я с ними соединюсь. Между тем останутся они в Кишиневе, где будут ожидать от тебя писем, куда им деваться и где спокойно можно будет остановиться. Не менее, но гораздо более еще беспокоит меня твое положение: где ты, где Наташа, где дети? После 104-го твоего номера не имею от тебя известий; верно, письма твои странствуют, и бог знает, когда дойдут до меня. Верно, у тебя денег нет. У меня есть для тебя, но как переслать и куда? Подай мне, милый мой, возможность доставить к тебе несколько денег; если найдешь, займи хоть 2000: я тотчас заплачу, ибо чистые деньги у меня готовы и будут сбережены для тебя.

Если бы я уверен был, что это письмо до тебя дойдет, я бы, сверх этого, прислал бы к тебе вексель Кожухова, но боюсь рисковать; ибо как пропадет вексель, так, может быть, и не заплатит отец и денег. Впрочем, Кожухов – адъютант князя Кутузова и, верно, с ним. Нельзя ли тебе с ним списаться? Все бы на свете отдал, чтобы тебя хоть с этой стороны обеспечить, ибо без денег с семейством трудно тебе было переехать. С каким нетерпением ожидаю от тебя известия, где твои и все ли вы здоровы. Ради Бога, не упускай ни одной оказии, пиши прямо ко мне или Сабанееву, при главной квартире Западной армии. Вчера вступили мы в Брест-Литовск; неприятель ретируется, а мы его преследуем. Слава Богу, много уже, как ты видишь, края нашего очищено. Адмирал продолжает быть ко мне весьма милостив; дела нам, дипломатам, никакого нет, да я же, слава Богу, и от канцелярии отделался, ибо без дела это только одни хлопоты; а теперь я развязан и могу отправиться в отпуск, когда будет удобное время, чтобы с тобою повидаться. Вот главная причина, зачем я не принял канцелярии по возвращении из Царьграда, хотя несколько раз мне говорил Павел Васильевич [Чичагов]. Я живу с добрым Иваном Васильевичем, и мы там вместе и едим. На мой счет будь совершенно спокоен: в огонь не суюсь и обещаюсь тебе и впредь не соваться. Вчера очень хотелось ехать с адмиралом, но вспомнил тебя и милую Машу, и охота прошла.

При отъезде из Ясс был я обрадован твоим письмом № 103, но оно старое, от 21 августа. Рад я очень, что ты познакомился с Мишо, малый редкий и истинный мне приятель. Брат его здесь. Я бы к нему писал, но теперь едва нахожу возможность к тебе написать несколько строчек. Если случится, кланяйся ему и уверь в вечной моей дружбе.

Константин. Брест-Литовск, 14 октября 1812 года

Отгадай, что я здесь делаю? То, что делал батюшка двадцать лет тому назад, – то есть губернатором очищенной части Гродненской губернии. Адмирал, которого милостивым со мною обхождением не могу я нахвалиться, хотел мне дать опыт доверенности, назначив меня временным правителем сего края. Хотя это и не дело дипломата, но я не мог ему отказать, тем более, что он позволил мне, устроив здесь все, оставить на мое место Багреева, который при мне, если мои обстоятельства потребуют отлучки, или если предпочту я ехать к нему. Стараюсь делать как можно лучше, но весьма странно для меня заниматься новым делом. Хлопот множество, но по крайней мере на месте я по дурному времени не должен таскаться по бивакам. Вот настоящее мое положение; долго ли оно продолжится, все это зависеть будет от твоих писем и от писем милой Маши, которую полагаю в Бессарабии, в Кишиневе. Только два письма от нее получил после выезда моего из Ясс. Одним словом, молчание вас обоих меня мучает и лишает меня последнего спокойствия.

Право, есть минуты отчаяния, в которые удивляюсь, что с ума не сойду; видно, не с чего. Особливо как подумаю о твоем положении, мой милый брат. С семьею бог знает где и, может быть, без денег, тогда как у меня для тебя 2000 готовы, но не имею способов переслать. Получил ли ты по крайней мере с Кожухова? Больно мне быть так от тебя отдаленным, в минуту, когда бы мог быть тебе полезным. Я в Бухаресте все продал и имею несколько денег, сверх того, продолжаю получать столовых 30 червонцев в месяц; все бы тебе отдал, ибо мне ничего не надо. Покудова пиши ко мне прямо в Брест, через Житомир, и адресуй временному правителю Гродненской губернии. Ты отлично чувствуешь, что «временный» – это как раз по моей мерке, ибо не хотел бы я продолжать здесь свое пребывание, и мне даже было бы это невозможно, надобно мне воссоединиться с Машей. Я не смогу перенести долгой разлуки.

Благодарение Богу, новости из большой армии хорошие, наш старый фельдмаршал делает им много хлопот и начинает ставить их в положение турок Слободзеи, принуждая их есть своих лошадей. Мы же здесь живем очень хорошо, генерал Чаплиц принял элитный гвардейский полк, вместе с генералом все офицеры и солдаты – польские дворяне. Генерала зовут Конопка, это брат госпожи Татищевой.

Константин. Брест-Литовск, 25 октября 1812 года

Я здесь продолжаю губернаторствовать. Губерния моя ежедневно увеличивается очищением от войск наших одного повета за другим; теперь уже Слоним и Волковиск чисты. Дела множество, да иначе и быть не может, ибо господа поляки, под видом защищения края, так его разорили, что лучше быть нельзя. Все это может быть еще исправлено, и поляки, получа теперь такой чувствительный урок от своих так называемых избавителей, будут умнее. Из старых знакомых, которые были при батюшке, никого здесь не нашел в должностях, а иногда попадаются помещики, кои и до сих пор его хвалят.

Старики спрашивают меня, куда отправить семейства и обоз; вопрос весьма затруднительный, потому что не знаю, где ты; так и отвечал, что, покуда не получу от тебя известия, советую им жить в Кишиневе. Старик [Варлам] сам было хотел приехать в главную квартиру адмирала, но я его и от этого удержал: где ему таскаться по походам в его лета и с его ревматизмами? Его было турки хотели удержать в Бухаресте, однако ж наш генерал не выдал, и с этой стороны я теперь спокоен. За работою время проходит скоро и наконец соединит меня и с тобою. Адмирал ко мне весьма милостив. Сабанеев был у меня недавно в гостях и ночевал. Я как вижу его, так точно ближайшего родственника, да и в его дружбе уверен. Также был у меня Турчанинов, и нет почти дня, чтобы кто не заехал. Между тем вот более шести дней, что я не одевался, а сижу в халате: идти совершенно некуда, гулять грязно, а одеваться не для кого. У меня есть дурной клавесин, хорошая гитара, и в минуту отдыха я пытаюсь перенестись в прошлое, а, по мне, ничто так не напоминает о событиях нашей жизни, как музыка, которая действует на нас через воспоминание. Вот каковы мои развлечения, мой милый друг; это не мешает мне в то же время мучиться и терзаться из-за твоего молчания, которому уже давно пора прерваться.