Константин Булгаков - Братья Булгаковы. Том 1. Письма 1802–1820 гг.

Прошу тебя сказать папахе, что письма фельдмаршалу были представлены императору Волконским. Об арнаутах он ответил и поручил графу написать ему, что надобно покамест оставить все как есть. Об N. император сохранил письмо у себя, чтобы говорить о сем с Балашовым. Адмирал тем временем написал об имениях, его письмо пришло во время болезни фельдмаршала, его послали графу Румянцеву. Вот на сию минуту и все, что мне известно. Посмотрим, что можно будет еще сделать, но не думаю, что много; теперь неподходящая минута. Терпение, и все устроится. А покамест не надобно забывать о поездке в Валахию. Папенька хорошо сделает, ежели останется в Москве, а еще лучше – ежели повезет Костаки в Пажеский корпус; меня спрашивали здесь, был ли он уже там, и я отвечал, что в сем году будет.

Что до меня, то поскольку я здесь, то и надобно мне здесь оставаться, и я надеюсь, что это будет не без выгод для меня, ибо все обходятся со мною чудесно. Все зависит от случая, и кто знает, когда он представится.

Мое здоровье хорошо, я живу с милым Мишо в прелестном домике, в городке в трех верстах от Рейхенберга; у меня также квартира в городе, но мне так славно здесь, что думаю тут и оставаться, тем более что и император здесь, и Ламсдорф, и все мои друзья, Анстет, Нессельроде, Закревский и проч. Сабанеев в городе, я ездил к нему обедать сегодня, и отлично прогулялся верхом вместе с Закревским.

Напиши Фавсту, что я говорил с Сабанеевым о Голембовском, которого назвал своим родственником; он с величайшим удовольствием берет его к себе, но, к несчастью, есть лицо, коего нельзя избежать, несмотря на то, что Сабанеев говорил о сем с Барклаем; надобно, чтобы он представил прошение по регламенту и просил о вступлении в седьмой егерский полк, чтобы отослал его мне, и тогда все устроится. Этому молодому человеку будет хорошо, и он сможет получить повышение, все зависит от его поведения.

Скажи князю Урусову, что я отправил письма, кои он мне поручал, но что я ничего не сумел сделать для его родственника, поскольку князь Кутузов умер. Принеси ему мои извинения.

Мишо, который теперь воротился, поручает мне сказать тебе и жене твоей тысячу учтивостей. Как он любит своего брата! Этому несчастному малому оторвало руку, и он перенес три операции с удивительной твердостью; в конце концов ему отняли плечевой сустав. Он был адъютантом императора и хотя лейтенант-полковником, получил крест Св. Георгия 3-го класса. Я обыкновенно провожу вечера у адъютантов императора с Потоцким, Браницким и проч., которые все отличные малые. Я ложусь засветло, подымаюсь ранним утром, совершаю прогулки верхом, всегда в приятной компании, край прекрасен, погода чудесна; но все это не утешает меня, когда не имею ни от кого из вас ни строчки.

Между нами будь сказано, сын твоего начальника болен; он остался не знаю уж в каком городе. Я просил Сабанеева, который был с ним дружен, присмотреть за ним немного, ибо он молод и не жалеет себя.

Князь Волконский – начальник главной квартиры при императоре, а Сабанеев – начальник главной квартиры при Барклае, который идет за фельдмаршалом в командовании армией. Помнишь ли ты того военачальника, что жил у меня в Вене? Ну так вот, он был здесь на днях; из Лондона он возвращался через Петербург в Вену. Я был очень рад его видеть.

Я получил два твоих прошлогодних письма; как они были бы мне интересны тогда! Представь себе, что я только теперь получил кучу приказов, отправленных мне адмиралом во время моего губернаторства!

Александр. Москва, 29 мая 1813 года

Все обожают это бесценное семейство. Я возил Константина Дмитриевича к князю Александру Борисовичу [Куракину], который сюда приехал. Он старика обласкал очень. Можешь себе представить, сколько князь о тебе спрашивал; он не знал о твоей помолвке и захохотал, прибавив: «Что-то в Вене скажут, когда узнают, что бабочку посадят на булавку?» Вчера был князь у моей жены, долго у нас сидел, чуть не отнял твой портрет, на который долго смотрел.

Константин 7 июня 1813 года

Вчерашний день был для меня подлинным праздником. Это был первый день со времени нашего разлучения, когда я был весел и доволен, мой милый и любезный друг. Я как раз возвращался с Сабанеевым из Гнаденфрея, маленького городка, где обосновалась колония моравских братьев, когда меня остановил какой-то казак и вручил мне большой пакет. Какой радостью для меня было видеть твой почерк, мой милый брат! Словом, я нашел в пакете столько приятных вещей, большое письмо от тебя и письмо от моей милой Маши. Это было прямо при нашем входе в город Мекленбург, где живет Сабанеев, который хотел идти ко мне в наш городок; я выпрыгнул из брички и помчался домой наслаждаться.

Как вспомню московское наше житье, так все бы бросил и пустился к вам; но если бы и пожертвовал я своими личными выгодами, то дела нашего старичка требуют много хлопот и непременного моего здесь пребывания. Если бы князь был жив, все бы это тотчас кончилось; а теперь надобно искать каналы или, лучше сказать, сотворить новые, а это не минутное дело. Вот самое большое доказательство, которое могу дать ему, моей неограниченной привязанности к нему.

У гернгутеров купил я, между прочим, кошелек для Наташи, а для тебя ножичек, который при сем прилагаю. Там все наши, русские, раскупили. Я в первый раз видел это общество; как они мирно и согласно живут, все у них общее, как у братьев.

Вот письмо к брату Тургенева, отошли к нему тотчас, а Александру напиши, что я, не найдя князя в живых, не могу ничего для его братьев сделать и даже определить к Нессельроде или Анстету, что бы, впрочем, и не очень было для них выгодно. У первого есть уже двое в канцелярии, надворный советник Бутягин и Шредер, а у последнего был один, да и тот ему не нужен; отпросился в Санкт-Петербург.

Вот также письмо, которое Мишо просит отослать немедленно в Одессу. На случай, если жена его брата проедет через Москву, то прошу тебя, мой друг, быть ей полезным в найме извозчиков и проч. Они оба мне друзья, особливо этот, с которым живу. Он любит свою свояченицу почти как я Наташу и спокоен обещанием моим, что я Волкову ее поручил. Поговори также о ней милому полицеймейстеру. Дайте ей наставление на дорогу и надежных извозчиков, ибо она женщина одна с ребенком. Похлопочи за нее, этим меня крайне обяжешь, а особливо Мишо. Я очень рад, что с ним живу. Он мой утешитель. У него в Ярославле у почтмейстера остались дрожки, которые изломались. Он тебя просит поручить кому-нибудь по прилагаемой при сем записке продать их, а что, я думаю, еще лучше было бы – перевезти в Москву, вычинить и тогда продать. Дрожки славные и были совсем новые, когда он поехал в Ярославль. Сделай, что будет лучше и для него выгодней. Когда дела нет, то мы играем по вечерам в кегли с Браницким, Потоцким, Ламсдорфом, Мишо и проч. или ездим гулять верхами. Местоположение здесь прекрасное, вокруг все горы. Какие мы едим вишни, – послал бы к вам целый воз. Я обедаю или во дворце, где имею стол ежедневно, или у Сабанеева, который живет в Рейхенбахе, где главная квартира Барклая (а здесь государева), или у графа Браницкого. Я здесь с ним только познакомился, прекрасный малый.