Нина Штауде - Воспоминания

Кроме общей простуды у меня появилось много нарывов на ногах, так что я совсем не могла ходить. Мама стала настаивать на том, что пора отсюда уезжать. Хотя заведующая очень уговаривала меня остаться на зиму: «Ну, как Вы прокормите в городе своих родителей?!», — я все же решила ехать: и полечиться, и вернуться снова к прерванной научной работе. Ведь я же все-таки старший научный сотрудник и должна еще готовиться к магистерским экзаменам.

В. Ж. К. были слиты с университетом («Трепетун» с «Перпетуном», т. е. III-й Петроградский университет с I-ым). Аспирантуру надо было продолжать уже в этом объединенном учреждении. Наш научный руководитель по астрономии на В. Ж. К. А. А. Иванов был назначен директором Пулковской обсерватории. Он делал попытки оживить научное общение между сотрудниками. Наблюдения велись по инерции строго по выработанным программам, но поднять маститых ученых на доклады оказалось трудным: мысли были заняты огородами на своих участках и беспокойством в связи с общим положением в стране. Юденич подошел уже совсем близко к Пулковским высотам. «Если отказываетесь делать доклады все вы», — обратился к своим подчиненным новый директор, — «тогда я приглашу докладчика из города!». И пригласил… меня, начинающего еще астронома, девчонку, которая недавно экзаменовалась у этих пулковских знаменитостей (А. А. Белопольского, С. К. Костинского и др.) И милые пулковцы, ничуть не обидевшись, все собрались к назначенному часу слушать мой лепет [4] Новый способ обработки наблюдений падающих звезд // Изв. Ин-та им. Лесгафта, 1920. — Т. III. — С. 1–15. . Но прежде скажу, как трудно было мне попасть в Пулково. Выехать из Петрограда можно было только по командировке учреждения, заверенной в райисполкоме, о чем делалась пометка в трудовой книжке. Но незадолго перед тем я была в Пулкове, и это было отмечено. Когда я явилась накануне доклада снова в исполком, на меня прикрикнули: «Значит, это тебе одной надо ездить за продуктами, а другие пусть голодают?!», и разрешения не дали… Что делать? А доклад в Пулкове уже назначен. Я пришла домой, надела другое пальто, надвинула на глаза шапку и снова пошла в ту же комнату, но стала в очередь к другому дежурному. По счастью, он с кем-то заговорился и пришлепнул мне печать без особенного внимания. В Пулкове я стояла перед ученым собранием с большим чувством неловкости, но слушали все так внимательно, смотрели ласково, вопросы задавали так серьезно, что я совсем ободрилась. Вдруг раздался пушечный выстрел… Некоторые встали, чтобы узнать, в чем дело. Оказалось, что военные действия происходят уже совсем близко. Ехать в этот день домой было уже темно, я осталась ночевать, как обычно, у милых Тиховых. Жена Г. А. Людмила Евграфовна, угощая пирогом из «картофельного теста» с морковной начинкой, промолвила: «Нам бы очень хотелось, дорогая Ниночка, чтобы Вы погостили у нас еще несколько дней, но боимся задерживать Вас, а то мама с папой будут о Вас беспокоиться. Завтра утром обсерваторская лошадка довезет Вас до станции». Действительно, еще успела довезти, хотя кругом уже видны были пожары селений и слышалась стрельба. В Петрограде рыли окопы даже на центральных улицах. Мои успехи развили во мне большую самоуверенность. Никто, собственно, не торопил меня с магистерскими экзаменами. Всем было тогда не до меня. И надо было бы мне спокойно получать свою стипендию. Но мне это казалось нечестным. Хотелось во что бы то ни стало сдать хоть один экзамен. Прочитала я все добросовестно, но разве мыслимо запомнить выводы всех доказательств в многотомном курсе? Да я еще и качалась от голода. Папа снова заболел и лежал в той же больнице, где был весной. Мы с мамой ютились в одной комнате, отапливались «буржуйкой», а в других комнатах было ледяное царство с замерзшими фикусами высотою до потолка. Можно ли было как следует сосредоточиться? Но я рискнула, 13 декабря был экзамен по механике, который я сдала только на «удовлетворительно». И по совести, большей отметки я и не заслуживала. Теперь предстояли еще экзамены по математике и самый ответственный — по астрономии.

К новому 1920 году папа сделал нам трогательный подарок — от своего больничного рациона сэкономил для меня и мамы по кусочку пиленого сахара. Чувствовал он большую слабость, но бодрился и уверял, что ему лучше. Мы навещали его довольно часто, но в последние дни 1919 г. несколько дней у него не были. На Рождество пошли поздравить, но в больнице его не оказалось, и нам объяснили, что дня два назад его и некоторых других больных перевезли в другую, Покровскую больницу.

Это было довольно далеко, и в этот день мы не поехали разыскивать папу на новом месте. Отправились на другой день, 8 января. Узнали, в какую палату его поместили, вошли туда, и больные сразу нам сообщили, что он вчера скончался. По-видимому, он простудился после переезда в трамвае, который долго стоял на каком-то перекрестке, а мороз был сильный. Мы нашли его среди других покойников, раздетого, с номерком на ноге. Выражение лица было мирное и спокойное. Предстояло много хлопот. Место на Смоленском кладбище у отца было внутри ограды, где была похоронена тетя моя Мария Даниловна Башилова. За рытье могилы надо было расплачиваться хлебом, и мы должны были отдать свой двухдневный паек. При большой смертности в городе отпевать отдельно духовенство не имело возможности, и мы согласились на общее отпевание. Обмыть и одеть к следующему утру нам обещали в больнице. И вот настало это памятное утро. Был лютый мороз, ясно; ярко светила Венера. Мы шли по пустынным еще улицам. Главным было горе, сознание своей вины перед папой, что были часто к нему невнимательны, и никогда не сможем теперь загладить это. Гроб везла из больницы на кладбище какая-то лошадка. Подвезли гроб к храму Смоленской иконы Божьей Матери. Трудно описать, что мы здесь увидели. Храм был полон открытых гробов, около каждого стояла свеча; гробов было так много справа и слева от нашего, что свечи образовали светлую дорожку, как будто от отражения во множестве зеркал. В этом зрелище была какая-то умилительная и трогательная красота. Наше личное горе растворилось в этой скорби множества присутствовавших здесь людей, хотя и совершенно нам незнакомых.

Потекли грустные и трудные дни.

В ту зиму 1919–1920 года скончалось много ученых от недоедания и холода в домах. Погибли проф. Б. А. Тураев, очень талантливый молодой ученый-астроном М. А. Вильев и много других. По идее М. Горького, для поддержания научных работников с марта 1920 г. была организована в Доме ученых на Миллионной улице выдача «ученых пайков», сперва для очень ограниченного числа людей. На весь Петроград было сперва отпущено лишь 100 пайков для крупнейших специалистов. Могла ли я попасть в их число? Смешно даже было бы об этом думать. Едва не провалилась на магистерском экзамене, не имею еще научной степени. И тем не менее получила этот знаменитый паек с первого дня его существования, и на совершенно законном основании. Как же это произошло? Каждому научному учреждению и даже обществу полагалось по разнарядке один или несколько пайков, в том числе и Русскому обществу любителей мироведения. «Штаб-квартира» его помещалась в здании Института им. Лесгафта, и председателем Общества был тот Н. А. Морозов, у которого я работала. Не раз выступала я с докладами на заседаниях Общества, печатала свои статьи и заметки в его журнале. Всем была памятна моя удачная экспедиция на солнечное затмение 1914 г. И вот совет Общества постановил единственный предоставленный им ученый паек присудить мне за «ценные наблюдения» во время этого затмения, что было засвидетельствовано и С. П. Глазенапом после моего доклада. Паек этот был прекрасный, достаточный и для многосемейного пожилого профессора. Давали даже шоколад, консервы, не говоря о картофеле, мясе и жирах. Раз в неделю отправлялась я на Миллионную с саночками, нарочно для меня сделанными друзьями-«мироведами», — легкими саночками на железных полозьях. Такое, прямо скажу, санаторное питание спасло жизнь маме и мне. Но очень грустно было сознавать, что папа его не дождался. Умер ведь он от сильного истощения, если не сказать прямо — от голода. Вскоре при Доме ученых открылась и баня, и прачечная. Лучшие врачи стали лечить нас и направлять в санатории и дома отдыха.