Франческо Пастура - Беллини

В жизнь Винченцо Беллини вошла Джудитта Турина.

В Милане он вернулся к своей прежней жизни. Утром занимался — обычно сочинял мелодии, которые записывал, чтобы потом развить. Заглядывал в Ла Скала — узнать последние городские новости и о событиях в театре, начавшем 7 апреля весенний сезон: он проходил довольно вяло. Потом обедал в траттории или у Поллини, с которыми вновь встречался, «как прежде, до отъезда в Геную». Иногда, по словам синьоры Бранка, «проводил долгие часы в издательстве Рикорди, изучая партитуры Чимарозы, Паизиелло, Перголези, Паэра, Майра и других основателей школ и светил музыки, чтобы обогатиться их опытом. Синьор Исидоро Камбиази, известный меломан, часто виделся с ним там, у них было даже условленное место для встречи…». Похоже, однако, что утверждение это грешит неточностью, по крайней мере в отношении авторов, «изучаемых» Беллини. Трудно допустить, чтобы воспитанник Неаполитанской консерватории не знал сочинений Чимарозы, Паизиелло и Перголези. Так или иначе для него это был один из множества способов занять время. Беллини ожидал контракта и готовился к сочинению оперы, которую ему предстояло написать, «не знаю когда, неизвестно для кого».

Беллини был уверен, что получит какую-нибудь работу либо в туринском театре Реджо (но граф Ферреро не спешил появляться для продолжения переговоров, начатых в Генуе), либо в театре Ла Фениче в Венеции, где с ним хотели договориться. В случае, если не состоится контракт с Турином, он охотно поехал бы в Венецию, поскольку это — «достойное место, чтобы дать жизнь опере». Но предстояло еще дождаться, пока дирекция Ла Фениче назначит импресарио.

Нужно было ждать. Деньги у него еще были. От гонорара, полученного за «Бьянку», если вычесть истраченное и проценты для Мерелли (125 франков), у него осталось «в кармане две тысячи франков, наверное, даже больше. Видишь, как я бережлив и при этом ни в чем не испытываю недостатка…». Он написал это Флоримо, должно быть, в ответ на его советы насчет экономии, которые давал ему друг, и чувствуется, что ожидал похвалы. Теперь же, после возвращения в Милан, он стал более рассеянным и невнимательным. Флоримо упрекал друга за то, что он очень часто не отвечает на его вопросы, затронутые в письмах. А в этот период Беллини действительно следовало быть настороже.

Назревал неизбежный конфликт с Барбайей, который собирался поставить в Сан-Карло «Пирата» с теми же исполнителями, что пели в Вене: Рубини, Тамбурини и Комелли. Узнав об этом (дело было в Генуе, когда он спешно заканчивал новые номера для «Бьянки»), Беллини вскипел гневом. Еще один «Пират» с Комелли? В Вене — ладно уж, но в Неаполе — нет! Опера впервые будет исполнена в городе, где знали его «музыкальное детство», и он хотел иметь гарантии успеха. Помимо всего, речь шла о произведении, которое принесло ему настоящую известность.

Нужно заставить Барбайю отказаться от этого плана или по крайней мере изменить его. Сделать это было, однако, нелегко, нужно было привлечь самых влиятельных друзей.

«Если вдруг затеют эту великую глупость, — убеждает он Флоримо, — подними на ноги весь Неаполь, чтобы помешать этому…» Пусть его друг заручится поддержкой герцога Кариньяно, управляющего королевскими театрами в Неаполе, а если понадобится, пусть «сотворит чудо с Дзингарелли». Чудо должно было заключаться в том, чтобы противопоставить упрямству Барбайи авторитет знаменитого и прославленного маэстро, к тому же учителя автора «Пирата», который сказал бы импресарио: «поскольку это опера одного из учеников неаполитанского Колледжа, он как директор просит, чтобы она была поставлена как можно лучше, чтобы можно было не сомневаться в успехе, чтобы она прославила Колледж и т. д. и т. д. Ты понял?»

Флоримо все понял прекрасно и стал внимательно следить за тем, что происходит во вражеском лагере. Он готов был сразу же сообщить Беллини любую информацию и перейти в наступление, если Барбайя начнет осуществлять свой план. Беллини, посылая из Генуи письма, не давал другу покоя: «…Сделай все возможное, чтобы не пошел «Пират» с Комелли, иссуши свой мозг, только придумай, как это сделать…»

По его мнению, из всех решений, какие могли возникнуть, лучше всего было бы заменить Комелли на Този, которая в партии Имоджене достойно выступила бы и как певица, и как актриса. Но поскольку еще ничего не было известно точно, приходилось ждать. «Посмотрим, как сложатся обстоятельства…»

К сожалению, обстоятельства сложились неблагоприятно для Беллини. В начале мая решение поставить «Пирата» с Комелли в Сан-Карло было принято окончательно. Новость эту привез Беллини Лаблаш, приехавший в Милан, чтобы петь в Ла Скала. Он сказал, что опера будет поставлена 30 мая по случаю торжественного вечера в честь именин наследного принца. Он же лично считает, добавил прославленный бас, что если в Вене Комелли терпели из уважения к прекрасной музыке и знаменитому мужу, то в Неаполе ее просто убьют. А вместе с ней убьют и оперу, которая принесла такую известность молодому автору. Тем более на столь торжественном вечере. Не медля ни минуты, Беллини отдает приказ начать бой: «Открывай огонь! — командует он Флоримо. — Сделай все, чтобы «Пирата» дали хотя бы с Този».

Став таким образом генеральным проконсулом Беллини в Неаполе, Флоримо перешел от наблюдений к действиям. Конечно, он придерживался директив друга, но выполнял их в соответствии с планом, который отвечал его собственному характеру. Он был спокоен, рассудителен, серьезен. Он знал силу противника, с кем должен был вступить в бой, и заранее полагал, что надеяться на успех особенно не приходится. Но речь шла о том, чтобы защитить Беллини, защитить его музыку. И этого сознания было достаточно, чтобы он выступил против любого противника.

Комелли в это время находилась в Генуе, куда ее пригласили для исполнения партии Алины в «Королеве Голкондской» Доницетти, и в Неаполь она собиралась приехать только к последним репетициям «Пирата». Ее отсутствие было очень кстати. Что же касается остальных маневров Флоримо, то о них не узнал никто и никогда, возможно, даже сам Беллини. Несомненно одно: Флоримо взялся за дело с упрямством и решимостью южанина, который всегда горячо отстаивает интересы друга, и если даже, как он предвидел, ему не удастся одолеть могущественного Барбайю, то кампания против Комелли позволит «революционизировать» весь Неаполь, восставший против постановки «Пирата», как скажет потом Барбайя, суммируя серьезные неприятности, которые доставит ему эта «революция».

Флоримо из осторожности не раскрыл Рубини свои старания заменить его жену при постановке «Пирата» (Беллини несколько раз просил друга об этом, так как не хотел портить отношения со своим лучшим исполнителем), но Барбайя, как человек весьма опытный, сразу понял, что за всеми этими советами, рекомендациями, за всем этим давлением и просьбами заменить Комелли или вовсе не давать «Пирата» стоит организация, возглавляемая Беллини. Не имея возможности лично высказать ему все, что он думает по этому поводу, он отправил композитору оскорбительное письмо. А Флоримо, который вызывал у него подозрения, так как был другом Беллини, он запретил присутствовать на репетициях за чембало, проходивших у него дома.