Франческо Пастура - Беллини

Поиски становились все лихорадочнее, и беспокойство Беллини росло. Ему хотелось немедленно приняться за работу, а он еще не знал даже названия оперы. Однако либреттисту тревоги музыканта казались неоправданными. По контракту он должен был вручить ему «первую половину либретто в середине октября, а другую половину — в ноябре». Кроме того, он уже привык дотягивать все до последнего момента, то ли из-за своей лени, то ли по другим причинам, как это было с «Заирой», «Капулети» и «Сомнамбулой». Так чего беспокоится этот боязливый мальчик? Выходили они из положения прежде, выйдут и теперь!

Но Беллини словно предчувствовал что-то недоброе. Он жил будто в каком-то кошмаре. Музыкант оставался в Милане и без конца теребил своего поэта. На всякий случай он уговорил импресарио Ланари перенести премьеру новой оперы на февраль 1833 года, а в декабре 1832 года показать на открытии сезона «Норму» — для Венеции оперу неизвестную.

Последние дни сентября прошли в поисках сюжета и в ожидании пьес из Парижа. В начале октября наконец-то появились какие-то идеи и решено было на чем-то остановиться. Мы не знаем, посоветовал ли этот сюжет кто-нибудь из близких или далеких друзей, подсказали ли пьесы, полученные наконец из Франции, или соавторы вернулись к прежней идее, отложенной в ожидании чего-то лучшего. Известно только, что поэт и музыкант остановили свой выбор на драме Александра Дюма «Кристина, королева Швеции», которая шла в Париже еще с 1830 года.

Это была огромная, нескончаемо длинная пьеса — пролог, четыре действия и эпилог — со множеством действующих лиц, сложнейшей интригой, а в центре событий находилась странная женщина, у которой место сердца занимал еще один мозг. Пьеса не грешила сентиментальностью — в ней сталкивались противоречивые характеры, отчего возникали эффектные сценические ситуации. В опере их нужно было упростить, а также укрупнить и сделать более страстной партию героини, предоставить музыке центральную роль, что было характерно для оперы XIX века.

Перечитывая сегодня эту столь многолюдную пьесу Дюма, нам трудно понять, как могла она, пусть даже ненадолго, привлечь Беллини, причем настолько, что он согласился писать на ее основе музыку. «Она кажется мне интересной, — делился он впечатлениями о драме в письме Сантоканале 6 октября, — и я очень рассчитываю на нее, потому что ею займется Романи, мой умелый и любимый поэт». Эти эпитеты, пожалуй, могут объяснить, почему композитор согласился. Должно быть, он надеялся, что Романи сократит пьесу и приспособит ее к требованиям оперного театра. Он выделит, конечно, главное действующее лицо — королеву Кристину, и партия даст возможность Джудитте Паста показать новые грани своего таланта, а вокруг героини останутся только те события, которые отберет поэт, вписав их в лаконичную форму оперного либретто.

Вполне возможно, что был даже составлен план либретто, то есть намечены сцены и эпизоды, какие нужно было изложить в стихотворной форме. Беллини сумел вырвать у поэта обещание вскоре принести ему первые строфы и уже собирался приняться за сочинение новой оперы. Однако неизвестно, сдержал ли Романи свое обещание, начал ли Беллини писать музыку «Кристины» и насколько продвинулась работа. Здесь все биографы умолкают, а в переписке музыканта мы обнаруживаем пробел за целый месяц — с 6 октября по 3 ноября 1832 года. Видимо, в этот период произошли события, заставившие маэстро выбрать другой сюжет для оперы, какую он должен был представить по заказу Венеции.

В Ла Скала 12 сентября начался осенний сезон, открывшийся оперой Меркаданте «Каритеа, испанская королева», между актами которой был исполнен, как это было принято тогда, «серьезный» балет, то есть хореографическое действо на драматический сюжет знаменитого балетмейстера Монтичини «Беатриче ди Тенда». Балет шел с большим успехом — о нем хорошо отзывалась пресса, и спектакль держался в репертуаре весь сезон, до конца ноября.

Очень возможно, что Беллини, которого с Меркаданте связывала тесная дружба, возвратившись в Милан, вскоре после 18 сентября, присутствовал на представлении его оперы, балет же не смотрел, а если и смотрел, то без особого интереса. Как раз в эти дни он вместе с Романи искал сюжет для новой оперы, и если ему сразу не пришло в голову воспользоваться содержанием балета Монтичини, то значит, он либо не видел его, либо не обратил на него внимания.

И указала ему на «Беатриче ди Тенда», как на отличный сюжет для оперы Джудитта Паста. Это произошло, конечно, после 6 октября, то есть после того, как поэт и музыкант уже остановили свой выбор — возможно, даже с согласия Паста — на «Кристине, королеве Швеции» Дюма. Посмотрев балет «Беатриче ди Тенда», певица ни на чем не настаивала, она лишь высказала о нем положительное мнение: главная героиня балета — благородная женщина, оклеветанная и страдающая, подобно Анне Болейн, с успехом исполняемой ею, и к тому же напоминает Марию Стюарт.

Беллини весьма внимательно прислушался к мнению Джудитты Паста. Для маэстро подсказка эта была словно луч света, находка, к тому же прекрасный повод угодить певице и отказаться от сюжета, который, вполне возможно, со временем привлекал его все меньше и меньше. В конце октября Паста уехала в Париж в Итальянский театр. Беллини остался в Милане, но продолжать работу над «Кристиной» больше не мог.

Нужно было убедить Романи отказаться от прежнего сюжета и заняться «Беатриче ди Тенда». Ведь то немногое, что они оба, и поэт, и музыкант, уже сочинили, вполне можно было использовать в повой опере. Романи мог опереться на балетное либретто, очень театральное и уже благосклонно принятое публикой. Необходимо было как следует взяться за поэта и заставить его проглотить очередной «каприз» неисправимого катанийца.

Беллини решил прибегнуть к обычному, уже испытанному приему — попросить поговорить с Романи кого-нибудь из друзей, например, синьору Джудитту Турина, которая в этот момент весьма кстати находилась в Милане. Этот маневр не раз удавался прежде, он должен был успешно завершиться и теперь. Синьора Джудитта охотно согласилась принять участие в этой военной хитрости, и Романи был приглашен в дом Канту.

Должно быть, бомба разорвалась за обедом. Поэт растерялся и даже, наверное, был весьма недоволен, что не может дать волю своему возмущению новым фокусом, который выкинул Беллини. Конечно, Романи объяснил синьоре, что изменить сюжет уже невозможно. Но Беллини тут же возразил ему, пустив в ход все свое красноречие и приведя целый каскад доводов, ошеломивших поэта. «С трудом переубедил Романи, — напишет музыкант Джудитте Паста, — с трудом, но убедил и обоснованными доводами».