Ирина Кирилюк - И каждый вечер в час назначенный...

И все-таки, я думаю, роль К. Н. Санникова является довольно значительной в истории белорусского театра хотя бы уже потому, что этот режиссер работал «над закладкой фундамента», необходимого в дальнейшем таким крупным мастерам, как Борис Эрин.

***

...Лев ЛИТВИНОВ. Пожалуй, самый спорный и самый; загадочный режиссер 30-40-х годов. Режиссер, который дважды покидал этот театр, но мне кажется, что до последних дней его душа все равно тянулась к купаловцам. К сожалению, я с ним, как с режиссером, никогда не работала. (Он пришел в наш театр в 1932 году, а в начале 1938-го ушел из театра.)

Но я видела его спектакли, знала его внешне, встречалась с ним, разговаривала на различные темы, наблюдала, как он репетирует, но на сцене никогда не сталкивалась. Это был очень интересный режиссер, умевший глубока проникать в психологическую ткань пьесы. Он тонко oщущал стиль эпохи и умел «ухватиться» за основное звено в спектакле. Лев Маркович мог позволить себе репетировать всю ночь, но зато какие яркие были его спектакли! Это был режиссер, стремящийся к героико-романтическому театру. Первый спектакль Л. Литвинова «Бацькаўшчына» по произведению К. Чорного (1932) получился очень интерес­ным. Критика отмечала яркие и насыщенные образы, кото­рые создали Г. Глебов (Павел Немира), Л. Ржецкая (мать), Владомирский (Леопольд Гушка), И. Жданович (Мариля), М. Зорев (Эвель) и Г. Григонис (пан Мазовецкий) Актеры рассказывали, что в 1933 году, приехав с этим спектаклем в Москву, они читали на всех московских афишах: «Бело­русский театр. Спектакль “Батько Вшина». Москвичи ре­шили, что им привезли спектакль про батьку-атамана по прозвищу Вшина, Когда Кузьме Чорному привезли московскую афишу, он долго хохотал.

В 1938 году Л. Литвинов ушел из театра, в то время в театре работало несколько режиссеров: это и М. Зорев, и К. Санников, и Л. Рахленко. Вероятно, большим художникам «прыгать в одном мешке» всегда тяжело. Поскольку Литви­нов довольно часто подвергался различным несправедли­вым обвинениям, Лев Маркович уехал работать в Киев.

Но в 1943 году режиссер обратно возвращается в белорусский театр (который в то время находился в Томс­ке) и ставит свою искрометную комедию «Паўлінка». Спек­такль сразу же стал для купаловцев такой же «визитной карточкой», как «Чайка» для МХАТа. Литвинов смело пошел на изменение финала пьесы, сделав его в нелегкое военное время жизнерадостным и оптимистическим. Каза­лось бы: до того ли в тот тяжелый период. Но в том-то и была прозорливость Литвинова. Он поставил буйный по озорству спектакль, отвечавший главному — мажорному ощущению победителей. Заразительная театральность, изя­щество формы и совсем не назидательная мажорная нота очаровывали всех зрителей. Спектакль остался в памяти как яркий театральный праздник. Каждое слово в нем дышало сочностью народного юмора, все было овеяно теплотой к белорусскому народу и его обычаям. Однако критика резко ополчилась против изменения финала, ставя в вину постановщику привнесение элементов театрализации. Литвинова обвиняли во всех формалистических «загибах».

И роли неправильно трактовались, и актеров повел не туда. Короче, «і інтэлігенцыя не тая, і імпэту не хапае». Но сколько бы этому спектаклю ни доставалось, его более чем полувековая сценическая жизнь говорит сама за себя. Какой великой надо обладать интуицией, чтобы понять, что же нужно именно сегодня. Вероятно, интуиция — одна из главнейших, а может быть, и самая главная черта таланта.

...На календаре XXI век. Сегодня вечером в Купаловском театре опять с аншлагом идет спектакль «Паўлінка». И актеры вновь выйдут на сцену, чтобы подарить зрителю душевное тепло, улыбку и ощущение радости, той радости, которой более 50 лет назад поделился с нами Литвинов.

ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

Какой он был в жизни? Я задаю этот вопрос Киму Хадееву, человеку, который очень хорошо помнит Льва Марковича и часто бывал у него в гостях. «Какой он был? Громкий! Шумный! Восторженный! Кипящий! Огромный темперамент! Неутолимая энергия! Букет остроумных вещей! Порой по-детски обижающийся на непонимание. И всё это напоминало смесь не совсем ещё умудренного еврея с большим ребенком. У Литвинова была высочайшая культура, которой потом обладал толькоЭрин. На мой взгляд, в истории белорусского театра есть две эпохи: эпоха Литвинова и эпоха Эрина. И время молодого Раевского...»

С автором этого высказывания можно соглашаться, можно не соглашаться, но бесспорно одно: Литвинов — яркая страница в истории театра. Перебирая в архивах различные документы, протоколы и письма, касающиеся этого уникального художника, я постоянно находила подтверждение его полетной импровизации. Так, по приглашению Льва Марковича в купаловский театр приезжал В. Мейерхольд, который выступил перед труппой. «Почему вы так безбожнообращаетесь с классикой?» — спросили из зала. Литвинов тут же за него ответил: «А может быть божественно?» Галина Ивановна Владомирская вспоминает: «Мы, актёры, шутили по поводу неиссякаемой фантазии Литвинова: если бы те спектакли, которые оставили Литвинов и Рахленко в отдельности, были бы их общим содружеством, успех был бы несомненным. Фантазии Литвинова уходили далеко «за облака». Но трезвый рассудок Рахленко, в совершенстве владевшего методом соцреализма, вовремя хватал бы Литвинова за рукав: «Лёва! Успокойся! Успокойся, дорогой. Хватит. Уже хорошо. Уже талантливо!»В 1948 году проходила очередная кампания по борьбе с безродным космополитизмом. Литвинов был вынужден уйти из Купаловского театра. Теперь уже навсегда. Он уехал в Казань, где и проработал последние 13 лет в драматическом театре имени В.И. Качалова. За эти 13 лет он поставил более 20 спектаклей, многие из которых получили высокую оценку и у зрителей, и у профессиональной критики. Кто знает, скольких ярких спектаклей лишился Купа­ловский театр, одержав победу в борьбе с «космопо­литизмом»? Характерно, что в Казани последней его постановкой был спектакль «Левониха на орбите», в который он вложил много душевной теплоты.

Вероятно, где-то в глубине души до последних дней Литвинов не расставался с мыслью вернуться в родную Беларусь. В Белорусском государственном архиве-музее литературы и искусства сохранились письма Литвинова к нашим актерам, отрывки из которых хочется привести.

Из письма Л. Литвинова к С. Бирилло

5 января 1959 года

«...Черт возьми, вертолет бы мне, прилетел бы, целовал бы всех до потери невинности и был бы счастлив. Живите счастливо, дорогие (именно доро­гие) друзья. Не забывайте изгнанника.

...Боже мой! Сколько руководителей театр уже имел и не может найти любезного сердцу. Да и где они — эти идеальные руководители? Кто их име­ет? Найти бы хоть того, кто любил бы театр бескорыстно...