Ирина Кирилюк - И каждый вечер в час назначенный...

Обидно, когда подчас годами не играют возрастные актеры, и это при их огромном опыте и мастерстве, которое «ржавеет» от долгого ожидания работы. Сколько бывает подобных случаев, когда актер ждет-ждет, но, постарев и потеряв силы, так и не успевает исполнить свою «лебеди­ную песнь».

Смена поколений... сложный и неоднозначный процесс во многих театрах. Сколько тонкости и деликатности нужно проявить художественному руководителю, чтобы, не оста­навливая, не прерывая творческий путь зрелого мастера, постепенно передать эстафету молодому актеру. Конечно, здесь не должно быть резких вводов и замен, когда мастер мало того что уже внешне не вписывается в образ, но и играет эту роль на последнем дыхании, а молодой актер, заждавшись, располнев, растренировав себя и просто устав от многолетнего ожидания, не может, подхватить палочку эстафеты. Грустно, когда нет уже силы молодости, но нет еще и мастерства. Как разъедает душу это многолетнее ожидание!Наступает момент, когда смена поколений в конце концов происходит, но... она может в корне поменять облик театра. Падает профессионализм, исчезает глубина, полет и фантазия на сцене превращаются в серое ремесло — театр просто начинает нищать. Музыкант, художник, писатель — они могут жить своими прошлыми заслугами. Театр — нет. Он все время должен быть свежим, все время находиться в поиске открытий новых имен драматургов, режиссеров и, конечно, актеров. Потому что именно мы, актеры, постоян­но носим в себе желание подарить частичку своей тайны зрителю, и если она воспринята — душа расцветает всеми цветами радуги.

С годами понимаешь, что в искусстве нет истины в последней инстанции. Вспоминаю, сколько раз я была членом приемной комиссии в театральном институте. Пред­ставьте себе, сидят Борис Луценко, Валерий Раевский, Илья Курган, Зинаида Броварская и другие, как говорят, офици­альные лица. И каждый из них по-своему воспринимает перепуганного абитуриента Васю Клячкина. Луценко гово­рит: «О-о! Какие великолепные данные! Я голосую «за...», а Раевский: «Я — против. У этого молодого человека слиш­ком много барьеров...» А третий еще что-то отыщет. В нашем деле утверждать однозначно нужно очень и очень осторожно. Угадать талант заранее — дело почти невоз­можное. Но стремиться к этому надо, «драгоценные камуш­ки» шлифуются, и зритель любуется их красотой. Булыж­ник как ни шлифуй — ни одна грань не отразит солнце. Поэтому так важно, чтобы педагог обладал тонкой чувстви­тельностью камертона и не смог проглядеть ни один настоящий алмаз. Начиная с 1953 года я занимаюсь педагогикой и прекрасно понимаю, как нелегко отыскать заветный «ключик» к сердцу молодого человека.

Искренне радуюсь, когда вижу, что мои ученики совер­шенствуют божий дар. Талант — свойство врожденное, впитанное через генную связь поколений. Но, к великому сожалению, не всякий одаренный человек максимально реализует себя в искусстве, не каждый становится настоя­щим Мастером, истинным творцом своих идей, мыслей, поступков.

Профессия наша чрезвычайно сложна. Видимый блеск успеха, слава, первые творческие удачи, первые автографы — это не что иное, как надводная часть айсберга, под которым прячется куда больше, чем девять десятых актер­ской судьбы. И только постоянный, упорный, временами изматывающий душу труд, полный самоотдачи до самозаб­вения, до отчаянной способности подниматься над суетой, над серостью наших будней — только такой труд способен в полной мере раскрыть все грани таланта, природного дара, которыми судьба наделяет служителей Мельпомены.

Вспоминаю своих студентов, таких похожих и таких разных, таких ярких и любознательных, таких ранимых и веселых одновременно: Наталья Кочеткова — актриса колоритным голосом и великолепным чувством юмора; Александр Подобед — один из немногих актеров, кто умеет раскрыть не только логику, но и антилогику образа; архидисциплинированная и архипреданная театру Зоя Белохвос­тик; всегда предельно собранный Андрей Ковальчук; спо­койный и вдумчивый Сергей Кравченко; талантливый шало­пай Виталик Редько с потрясающим чувством юмора и искрящимся полетом души. Мне досадно, что сегодня Виталика нет среди нашей молодежи. Но я искренне верю и надеюсь, что пройдет время и он поймет, что только сцена — его жизнь и его судьба. Редько — один из самых любимых моих учеников. Когда-то Михаил Чехов спросил у Бирман: «Серафима, что ты обо мне думаешь?» Та ответила: «Ты — лужа, в которую улыбнулся Бог...»

Бесспорно, этот актер отмечен Богом. Для него нет преград и пределов. Он может изобразить бесконечное множество различных походок, голосов, интонаций, движе­нии рук, выражений лица, глаз — его пластика не что иное, как уникальная полетность, которая в синтезе с богатой палитрой голоса и безудержной фантазией дает на сцене поразительные результаты.

Как хочется, чтобы молодые актеры помнили «избитые» истины: искусство требует от нас не только жертв, но и терпения, мужества и выдержки. Нужно уметь достойно переносить провал и терпеливо ожидать новой работы. Иногда нужно собрать волю и выдержку, чтобы не послать все к черту. Нужна вера в свои силы, даже когда смертельно устаешь, а завтра в одиннадцать утра — на репетицию, где опять все сначала: и режиссер нервничает и требует подачи то ли лирического, то ли политического импульса, а в семь часов вечера нужно собраться, выйти на сцену, чтобы трепетно «нести свой крест и веровать». Веровать и думать о будущем...

Как бы мне хотелось, чтобы все мои ученики, пройдя бесчисленные испытания на тернистом творческом пути, не изменяли своему внутреннему голосу, не изменяли призва­нию и своей вере...

Сколько их, одержимых, озорных, экстравагантных, ра­ботает в других театрах! В Русском, в Театре юного зрителя, в Театре киноактера...

Витя Рыбчинский, Толя Терпицкий, Ирочка Нарбекова, Саша Ленкин, Вера Лиходей, Светлана Науменко, Оксана Перевожкина, Леночка Жабицкая... Активно работают в московских театрах Наташа Курсевич, Саша Рахленко...

Они разлетелись, как птицы, и у каждого — свой полет. Дай Бог, чтобы творческая судьба их сложилась удачно!

Ученики — это завидное богатство. Они несут частицу жизни своего учителя. Иногда не всегда осознанно, не всегда понимая, но в поисках корней того или иного сценического образа они будут видеть своих наставников, которые не просто научили их ходить по сцене, справляться с голосом, руками, ногами, но и научили думать, научили размышлять.

Мне кажется, что самые строгие, самые безжалостные ценители — наши студенты. И эта беспощадность суждения — не глупость молодости, а вера в свои силы. И, с точки зрения этого могущества, молодежь временами бывает слишком резка в оценках многих явлений искусства и многих проявлений жизни. Так было всегда. Так будет и дальше.