Ирина Кирилюк - И каждый вечер в час назначенный...

В молодости нам все кажется достижимым. В том числе и возможность сыграть роль Нины Заречной или Гамлета так, что ахнет весь мир. Вероятно, без этой переполняющей веры в себя многие не пошли бы по этому тернистому пути. Ведь впереди каждого из них ждут крутые подъемы, скользкие повороты, обрывы. Но, спотыкаясь, надо идти. Идти к своей мечте, к призванию. Некоторые доходят, а многим это так и не удается. Главное — никогда не терять веру, которая питает нашу надежду.

Надежда — это невероятная сила и мудрость природы. Когда мы теряем веру и надежду, мы умираем или духовно, или физически. Понимание приходит потом. Позже. Иногда с большим опозданием. «Но жизнь — великий писатель,— говорил Чарли Чаплин,— и финал у нее всегда удается».

Вечер... И я опять иду в свой родной театр. Иду через маленький сквер, где под ногами шуршит осенняя листва, напоминающая о том, что проходит еще один год жизни...

Время никогда не подчиняется нам. Оно летит день за днем, год за годом. И чем старше, чем мудрее мы становим­ся, тем быстрее мчится наш скоростной состав. Каждый день больше никогда не повторится и не вернется обратно. Календарь каждому отсчитает свою строгую арифметику. С годами понимаешь, что не все было правильно, что и мы кого-то в этой жизни ранили, кого-то вовремя не утешили, кому-то не подарили улыбку... Нет человека, который бы не ошибался, не шел неверным путем, не возвращался к своему истоку и не начинал все с начала, с нуля.

В чем же смысл жизни? В чем счастье? Великий реформатор сцены К. С. Станиславский, посвятивший всю жизнь поискам правды в искусстве, писал: «Долго жил. Много видел. Был богат. Потом обеднел. Видел свет. Имел хорошую семью, детей. Жизнь раскидала всех по миру. Искал славы. Нашел. Видел почести. Был молод. Состарился. Скоро надо умирать. Теперь спросите меня: в чем счастье на земле? В познании...» Познание...

Для меня это в первую очередь познание себя, своей профессии, познание театра, который так же безграничен и непостижим, как и человек, ведь мы до конца не знаем своих возможностей.

Казалось бы, я много играла. Да, много. Но до сих пор не наигралась! Что же это за профессия, которая и в преклоннейшем возрасте дает ощущение счастья, ощущение полета и радости?! Хочется, как когда-то в детстве, выйти на сцену и бесконечно долго впитывать в себя эту необъяс­нимую тайну волшебства. Конечно, я понимаю, что-то уже не под силу, какие-то краски на моей палитре пожухли, но жажда играть, жажда отдавать импульсы своего сердца зрителю осталась такой же яркой, непотускневшей, какой она была в первые годы моей работы на сцене.

Перебираю фотографии последних лет. «Смех лангус­ты»... Более 100 раз я выходила на сцену, пропуская через свое сердце жизнь Сары Бернар. Я искала, где переплетают­ся с ней моя боль и моя радость. Страшновато выходить к зрителю с ролью-исповедью. Но зато я остро чувствовала те минуты, когда радостно замирает сердце от пристально­го внимания зрителей, от напряжения и душевного трепета, рождающегося переживаниями моей героини. И эти пережи­вания, созвучные сегодняшнему дню, улавливало чуткое сердце зрительного зала.

«...Былі асобы... індывідуальнасці... Мы апошнія, Ас­кар. Апошнія рамантыкі на гэтай зямлі. А зараз? Усе носяцца, як вар’яты, мітусяцца, невядома навошта, стомленыя, змучаныя, яны марнуюць жыццё на пошукі нейкага агульнага рашэння, але самі вельмі розныя... Toe, што задавальняе адных,— непрымальнае для іншых. Яны нервуюцца... усе нервуюцца. I б'юцца, знішчаючы адзін аднаго. Мы былі іншыя, Аскар. I свет быў іншы. Ён не быў ідэальны. але ён быў загадкавы, таямнічы...»

Сара Бернар!.. Сколько в нашей жизни приходится пережить и вынести боли, сколько пропустить через свое сердце страданий.,. И у меня есть своя рана, дающая право говорить со зрителем иносказательно... Мы все сотканы из своих личных радостей и огорчений, потерь и переживания. Судьба несправедливо забрала у меня самое дорогое, что Господь посылает женщине. Закрываю глаза и... слышу последнюю фразу моего двенадцатилетнего Олежки: «Ма­мочка, я пошел гулять, скоро вернусь!» Скоро вернусь.... Все... Больше я его уже не видела. Пятитонный грузовия наехал на крохотное детское сердце, и в этом немом опустошении я... сдавила свое сердце и в назначенный час... вышла на сцену. Я пряталась от боли, которая заполнила каждую мою клеточку... каждый нерв... Дышать было нечем... И, задыхаясь от этой тяжести, я вышла на сцену и... играла.

...Сара Бернар! Ты была великой французской актрисой. Ты прожила нелегкую жизнь. Ты отдавала зрителю всю страсть своей души, каждый удар сердца и каждую слезу! Ты сыграла, нет — ты прожила больше, чем 120 ролей. И во всех — до конца! Ты цеплялась зубами за жизнь, когда почва уходила из-под ног. Ты никогда не искала спокой­ствия! И твои лучшие роли не исчезнут бесследно.

«...Піту, сонца заходзіць! Яно заходзіць у мора. Для нас. А для некага — яно ўзыходзіць. У той жа самы час... Свяціла, пра што ты думаеш?.. Ты прыходзіш і адыходзіш дзень за днём, год за годам... Я ведаю... ведаю... трэба жыць, а не чакаць смерці! Мне не патрэбен спакой! Я хачу хвалявацца і хваляваць!.. Я хачу, каб мяне разумелі!.. Піту!.. Сонца вяртаецца... Усход!»

...Какие мы были романтики! Последние романтики ушед­шего века. Но жизнь продолжается... продолжается...

КОММЕНТАРИИ РЕЖИССЕРА

Борис Эрин о творческом союзе с актрисой Купаловского театра Зинаидой Броварской

Она стала мастером, потому что была вечной ученицей.

Борис Эрин

С Зинаидой Ивановной Броварской интересно работать, интересно общаться. Но можно сказать иначе: с Зинаидой Ивановной интересно работать, потому что с ней интересно оощаться. Броварская принадлежит к тем художникам, интеллектуальная сущность которых делает актера думающим, мыслящим, по-своему понимающим драматургию и роли. Такие актеры «творят осмысленно». Зинаида Иванов­на всегда старалась понять режиссера, познать режиссера и разгадать режиссера. В разных ролях «эти клавиши» звучали по-разному.

Она всегда имела свою точку зрения, но никогда не спешила ее высказывать. (По этому поводу часто шутят: «У меня есть точка зрения, я с ней — согласен». Броварская этой «болезнью» не страдала.)

Приятно отметить, что каких-либо затруднений в работе с Зинаидой Ивановной я не испытывал. Если с Леонидом Рахленко работать было не просто трудно, а порой очень трудно (хоть и интересно), то с Зинаидой Ивановной подоб­ных трудностей не было. С этой актрисой у меня в профессиональном смысле слова «родство душ». (Речь идет не о дружбе или духовном единении сердец, а о профес­сиональной категории отношений.)

Работая над пьесой, я изначально задавал себе вопрос «Что здесь интересно? Что мы будем здесь играть и о чем мы хотели бы сказать зрителю?» Мне кажется, Зинаида Ивановна всегда знала: что она хочет сыграть. Более того — ради чего. Делая ту или иную роль, Броварская никогда не иллюстрировала в спектакле «тезис умозаключения». Суще­ствует немалое количество актеров-интеллектуалов, кото­рые несколько назойливо ищут приемы для того, чтобы проиллюстрировать «тезис мысли». Зинаида Ивановна ни­когда не относилась к этой категории актеров.