Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

Переговоры между французским правительством и папским престолом, начавшиеся в июне 1800 г. и продолжавшиеся около года, шли трудно из-за разницы в подходах: Бонапарта интересовала политическая сторона дела, папу и его приближенных — духовная. В конце концов Конкордат был подписан в ночь с 15 на 16 июля 1801 г. в Париже представителями обеих сторон, а затем ратифицирован в Париже 10 сентября 1801 г. По Конкордату, католическая религия признавалась вероисповеданием большинства французских граждан, которым давалось право исповедовать ее свободно и публично (Конвент и Директория разрешали гражданам исповедовать свою веру только частным образом); Церковь признавала право первого консула назначать архиепископов и епископов, папе же давалось право их инвеституры (введения в должность); в результате после заключения Конкордата все прежние епископы были вынуждены отказаться от своих постов и каждую новую кандидатуру утверждал сам Бонапарт. Все священнослужители были обязаны присягать на верность правительству Французской республики. В их распоряжение предоставлялись все храмы, им давалось право иметь в соборах капитулы и организовывать семинарии. Папа отказывался от каких бы то ни было претензий на имущества церкви, проданные во время Революции, а французское правительство давало обязательство платить епископам и кюре достойное жалованье (в реальности оказавшееся весьма скромным). Таким образом, обе стороны пошли на уступки, но и папа, и Бонапарт столкнулись с сопротивлением своих подданных: в Риме папу обвиняли в уступках Революции, в Париже Бонапарта обвиняли в предательстве принципов Революции и возвращении страны под власть клерикалов. Однако 8 апреля 1802 г., после изгнания из Трибуната «идеологов» — скептиков или даже атеистов (см. примеч, 240), обе палаты Законодательного собрания ратифицировали Конкордат и прилагавшиеся к нему Конституционные статьи (Articles organiques), зафиксировавшие новый статус церкви и ее подчинение государству

256О графе Луи-Филиппе де Сегюре, при Империи получившем придворную должность обер-церемониймейстера, см. примеч. 133. Его старший сын Октав, занимавший должность супрефекта в Суассоне, в 1802 г. внезапно бросил службу и семью, под вымышленным именем записался в армию и до 1809 г. не подавал о себе никаких вестей, так что его считали погибшим.

257Торжественное обнародование Конкордата состоялось в пасхальное воскресенье 18 апреля 1802 г. в соборе Парижской Богоматери. В РФР (ч. 4, гл. 6) Сталь дала Конкордату и отношению Наполеона к церкви характеристику более развернутую и еще более критическую: «В пору, когда Бонапарт пришел к власти, самые искренние католики, столь долгое время страдавшие от преследований политической инквизиции, не мечтали ни о чем, кроме совершенной свободы в отношении религии. Вся нация хотела только одного — чтобы прекратились гонения на священников и от них больше не требовали никаких присяг, иначе говоря, чтобы любой человек мог исповедовать свою веру независимо от властей. Таким образом, пожелай консульское правительство пойти навстречу общественному мнению, оно установило бы во Франции режим совершенной терпимости, какой существует в Америке, населенной людьми, чья неустанная набожность и суровые нравы, ею рождаемые, не могут быть никем поставлены под сомнение. Однако не эти святые мысли двигали первым консулом; он знал, что, обрети духовенство прежнее политическое значение, оно непременно примет сторону деспотизма, а ему требовалось подготовить почву для своего восхождения на трон. Он нуждался в духовенстве так же, как в камергерах, титулах, орденах, одним словом, во всех древних кариатидах власти; поднять их с земли было под силу ему одному. Нынче [в эпоху Реставрации] люди ропщут против воскресших старых установлений, между тем не следует забывать, что воскресил их не кто иной, как Бонапарт. Именно он оживил духовенство, дабы заставить его служить своим целям. Революционеры, которые четырнадцать лет назад еще не утратили своего грозного влияния, никогда не потерпели бы возвращения духовенству политического значения, если бы человек, которого они считали во многих отношениях своим единомышленником, не убедил их, заключая Конкордат с папой, в величайшей полезности этой меры для поддержания новых установлений. […] Бонапарт не раз признавался, что хотел бы управлять страною, где монарх, как в Англии и в России, является одновременно и главою церкви; увидев, однако, что французское духовенство предано папскому престолу, он решил вступить в переговоры с папой. […] Возрождая духовенство, полностью подвластное его воле, он меньше всего помышлял о религии или философии; слыша разговоры о союзе алтаря и трона, он решил начать с восстановления алтаря. Иначе говоря, заключая Конкордат, он, можно сказать, провел генеральную репетицию своего коронования. В апреле 1802 г. он устроил торжественную церемонию в соборе Парижской Богоматери. […] Он явился в церковь в старинной карете короля с теми же кучерами, с теми же лакеями; он вызнал до мельчайших деталей весь придворный этикет и, невзирая на свое консульское звание, отпраздновал заключение Конкордата с пышностью поистине королевской. Никогда еще, признаюсь, не испытывала я такого сильного раздражения. Я заперлась у себя дома, чтобы не видеть этого отвратительного зрелища; но даже оттуда я слышала пушечные залпы, возвещавшие новое порабощение французского народа. […] Французов обвиняют в безбожии; меж тем пагубное это свойство развилось в них прежде всего потому, что в течение четверти века разные партии неизменно хотели приспособить религию для достижения политических целей, истинное же благочестие не терпит использования религии для цели, ей посторонней. […] Катехизис, бывший в употреблении в течение всего царствования Бонапарта, грозил вечными муками всякому, кто не будет любить и защищать династию Наполеона. Что станется с вами, если вы не будете любить Наполеона и его семейство, спрашивал этот катехизис […] и отвечал: в этом случае вас ждет вечное проклятие. Следовало ли полагать, что если Бонапарт создает для людей ад на этом свете, он будет распоряжаться и в аду потустороннем? Поистине, искренней набожностью народы обладают лишь в тех странах, где церковная доктрина не имеет ничего общего с политическими догмами, а священники не имеют власти над государством» (CRF. Р. 373–376).

Отрицательное отношение Сталь к Конкордату объяснялось не только и не столько тем, что это был пакт с духовенством, сколько тем, что это был пакт с духовенством католическим. Сталь, рожденная в протестантской семье, видела в католичестве религию рабов, а в протестантизме, напротив, — религию свободных, мыслящих людей, религию, проповедующую терпимость и не страдающую догматизмом. По мысли Сталь, выраженной уже в оставшемся неопубликованным сочинении «О нынешних обстоятельствах, которые могут положить конец Революции» (1798), только протестантская религия подходит для республики, и именно ее следовало бы сделать государственной религией во Франции; при этом позиция Бонапарта, который видел в религии средство держать народ в повиновении, своего рода залог общественного спокойствия, для Сталь неприемлема; в ее глазах религия есть источник нравственных чувств и тяги к прекрасному.