Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

425Относительно назначения военным министром Сталь ошиблась: Лазар- Никола Карно (1753–1823), который при Революции был членом Конвента и Комитета общественного спасения и в 1793–1794 гг. выиграл, стоя во главе республиканской армии, несколько сражений (за что удостоился прозвища «Организатор победы»), занимал пост военного министра задолго до событий 1804 г., а именно со 2 апреля по 8 октября 1800 г. В следующий же раз Наполеон сделал его министром, но не военным, а внутренних дел, лишь при Ста днях; Карно занимал эту должность с 20 марта по 22 июня 1815 г., причем Наполеон остановил свой выбор на нем потому, что в 1815 г., противодействуя политике Реставрации, стремился возвысить бывших якобинцев. Что же касается республиканских убеждений Карно, то здесь Сталь совершенно права: Карно, член Трибуната, в 1802 г. выступал против пожизненного консульства Бонапарта (см.: Remacle. Р. 117), а в 1804 г. против его провозглашения императором, однако всегда сохранял лояльность по отношению к Наполеону, а после поражения при Ватерлоо со слезами на глазах выступил против его отречения. Умер Карно в изгнании, к которому был приговорен в самом начале Второй Реставрации.

426Новая Конституция, согласно которой Бонапарт становился императором, была провозглашена 18 мая 1804 г. и в этот же день обрела статус закона. Предметом всенародного голосования стала не вся новая Конституция, но лишь две открывавшие ее статьи: первая, гласившая, что управление Республикой доверяется императору французов, а именно — Наполеону Бонапарту, и вторая, определявшая условия передачи императорской власти потомкам Наполеона по мужской линии либо тем, кого он усыновит. Мотивировались эти нововведения теми опасностями, которые грозили бы Франции в случае гибели Бонапарта, возможной в условиях военного времени.

427Огюст де Сталь в примечании называет имя этого человека: «Г-н Галлуа». Настоящее имя этого члена Трибуната, близкого к «идеологам» (см. примеч. 202) и связанного с г-жой де Сталь узами дружбы (см.: CG. Т. 5. Pt. 2. Р. 627–628), было Жан-Антуан Говен (1755–1828). В записной книжке ( DAE-1996 . Р. 419) Сталь замечает, что Галлуа предлагал принять «хартию» — то есть установить определенные конституционные ограничения для императорской власти Наполеона.

428Никола-Луи Франсуа де Нёшато (1750–1828), автор нескольких поэтических сборников и публикаций в «Альманахе муз», изданных при Старом порядке, во время Революции был членом Законодательного собрания, а затем — жертвой Робеспьеровской диктатуры: его пьеса «Памела, или Вознагражденная добродетель» была запрещена за проповедь терпимости, а сам драматург почти год провел в тюрьме. При Директории Франсуа де Нёшато дважды (1797; 1798–1799) занимал пост министра внутренних дел, а в 1797–1798 гг. был одним из пяти директоров; после 18 брюмера он принял сторону Бонапарта и за это удостоился членства в Сенате, а в 1804–1806 гг. был его председателем.

429См. примеч. 153. Римские жрецы-авгуры смеялись при гаданиях, ибо не верили в них.

430Создание имперской знати происходило постепенно. 18 мая 1804 г., одновременно с провозглашением Наполеона императором, его братьям был присвоен титул принца; обращаться к ним отныне следовало, именуя их «императорскими высочествами». 30 марта 1806 г. в Италии были созданы двадцать два герцогства, которыми Наполеон намеревался вознаграждать своих верных слуг. Затем были учреждены придворные должности — такие как «великий канцлер», «великий казначей», «обер-камергер», «обер-церемониймейстер» и проч. Наконец, 1 марта 1808 г., когда общественное мнение было уже подготовлено к восстановлению наследственных дворянских титулов (упраздненных декретом Людовика XVI в 1790 г.), Наполеон издал закон об учреждении имперских титулов. Система их не вполне соответствовала той, какая существовала при Старом порядке; во-первых, она была строго иерархична (при Старом порядке превосходством обладали только герцоги); во-вторых, титулы находились в строгой зависимости от должностей, занимаемых их носителями в государственном аппарате Империи: так, министры, сенаторы, пожизненные члены Государственного совета, архиепископы получали титул графа, генеральные прокуроры, епископы и мэры — титул барона, члены Почетного легиона — титул шевалье. Всего за время Империи Наполеон учредил примерно 3600 титулов, из них 42 княжеских и герцогских, 500 — графских, 1550 — баронских, 1500 — титулов шевалье. Общее число подданных, награжденных этими титулами, равнялось 3300 (некоторые имели по два титула одновременно); см.: Dictionnaire. Р. 1248. О создании имперской знати как своеобразной форме уравнивания всех подданных см. примеч. 197.

431Реминисценция из «Мещанина во дворянстве» Мольера (д. 3, сц. 5).

432Ср. сходное описание у другой мемуаристки, наблюдавшей придворную жизнь изнутри: «Всеми обитателями императорского дворца в Сен-Клу овладела, кажется, настоящая болезнь: они занялись разысканиями насчет этикета. В библиотеке были отысканы толстые тома с придворными регламентами двора Людовика XIV, и все принялись делать из них извлечения, которые можно было бы приспособить к нуждам двора императорского. Г-жа Бонапарт послала за г-жой Кампан, камерфрау королевы [Марии-Антуанетты]. […] У нее попросили подробнейших сведений о распорядке жизни последней королевы Франции; мне было приказано записывать под диктовку все рассказы г-жи Кампан, и толстую тетрадь, в которую вошло содержание наших бесед, Бонапарт присовокупил ко всем прочим» ( Rémusat . T. 1. Р. 408–409). В РФР (ч. 4, гл. 11) г-жа де Сталь описывает жизнь нового двора более подробно и гневно: «Бонапарт льстил новой знати, смешивая ее со старинной, а сам при этом соединял тщеславие выскочки с исполинской мощью завоевателя; он предпочитал выслушивать льстивые похвалы от царедворцев былых времен, потому что они знали это ремесло куда лучше даже самых раболепных из новых людей. Всякий раз, когда дворянин, бывавший некогда при королевском дворе, делился воспоминаниями о тогдашнем этикете, предлагал ввести в обиход лишний реверанс, более церемонный способ стучать в дверь чьей-либо прихожей, вручать депешу, складывать письмо, заканчивать его той или иной формулой, дворянина этого приветствовали так, как если бы он споспешествовал благополучию рода человеческого. Описание имперского этикета красноречивейшим образом свидетельствует о том, до какой подлости можно довести этот самый человеческий род» ( CRF. Р. 398).

433Здесь, как и ниже, в рассуждении о покорности европейских армий (см. с. 117), г-жа де Сталь меняет привычную систему оценок. Обычно европейские авторы, рассуждавшие о России, приписывали русским политические и культурные нравы татаро-монгольских завоевателей и называли русских «татарами» (см.: Liechtenhan. Р. 51); это речевое обыкновение не было чуждо и самой г-же де Сталь (см., например, именование Уварова «татарским фатом» в письме к М. О’Доннелу от 14 августа 1808 г. — Дурылин. С. 263). В комментируемом фрагменте, напротив, Сталь переносит негативные характеристики, обычно относимые европейцами к России, на наполеоновскую Францию; татарам она уподобляет французов, повинующихся императору, а не русских, как обычно делали европейцы, описывавшие «систему чина»; эскиз такого видения российской системы см. наст, изд., с. 148 и примеч. 725.