Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

4715 февраля 1810 г. был принят декрет о предварительной цензуре книг. Издатель Габриэль-Анри Николь (1767–1829), приобретший у г-жи де Сталь рукопись ОГ за 13 000 франков, решил представлять рукопись в цензуру том за томом; первый том был послан цензорам 7 мая, второй — 8 августа. 15 сентября Николь отправил цензорам часть третьего тома, а сам тем временем пошел на риск и, не дожидаясь окончательного одобрения книги в целом, отпечатал тираж двух первых томов (по 5000 экземпляров каждого). Между тем цензоры Пелленк и Деласаль, ознакомившись с рукописью, дали свой отзыв о ней 26 сентября 1810 г. Они с неодобрением отметили «антифранцузскую направленность» нового сочинения Сталь и его «странный» язык, однако констатировали, что идеи, которые при их развитии могли бы стать опасными, рассеяны по всему тексту и указать на них трудно, а потому сочли, что при внесении самых незначительных изменений рукопись может быть напечатана (их отзыв см.: CS. № 19. Р. 27–30); в 1813 г., когда г-же де Сталь все-таки удалось издать ОГ в Лондоне, она отметила все фрагменты, вызвавшие опасения у цензоров, и с тех пор ОГ переиздается с этими примечаниями. Однако мнение цензоров уже мало что значило, ибо накануне министр полиции, еще прежде по приказу императора затребовавший у типографа Мама гранки ОГ, арестовал — опять-таки по приказу императора, успевшего к 23-му, самое позднее к 24 сентября познакомиться с текстом книги Сталь, — все отпечатанные экземпляры (см.: CS. № 19. Р. 19–20).

472С Матье-Жаном-Фелисите, виконтом, а затем герцогом де Монморанси- Лавалем (1767–1826) г-жа де Сталь дружила еще с дореволюционной эпохи; в донесении французского резидента в Женеве Депорта от 19 июня 1796 г. Монморанси наряду с Констаном назван «задушевнейшим агентом» Сталь в Париже (CS. № 44. Р 54); знакомством с ним навеян сюжет не опубликованной при жизни трагедии «Монморанси» (см.: ОС. Т. 1. Р. LIII). После смерти мужа г-жи де Сталь Монморанси стал опекуном ее детей; его имя было окружено для Сталь особым ореолом еще и потому, что он находился в Коппе в пору ее последнего свидания с Неккером: «он видел, как батюшка входил в малейшие подробности моей судьбы, видел, как он меня благословил» (ОС. Т. 17. Р. 105). Имение Матье де Монморанси называлось Годиньер; располагалось оно во Фретвальском лесу примерно в 50 километрах от Блуа и в 25 километрах от Вандома.

473Сражение, в котором 5 июля 1194 г. Филипп-Август был разбит английским королем Ричардом Львиное Сердце; г-жа де Сталь интересовалась этой эпохой и собиралась посвятить ей эпическую поэму (см. примеч. 652).

474Матье де Монморанси отличался большой набожностью; он состоял членом Конгрегации — основанного в 1801 г. собрания благочестивых католиков, посвященного Пресвятой Деве, а в том самом 1810 г., о котором идет речь в тексте г-жи де Сталь, был избран «великим мастером» Ордена рыцарей веры — тайного общества, созданного роялистом и ревностным католиком Фердинандом де Бертье по образцу масонских лож и рыцарских орденов для борьбы против Наполеона.

475Примечание Огюста де Сталя: «Замок Конан, принадлежащий г-ну Шевалье, ныне префекту департамента Вар». В 1810 г. Жан-Жорж-Луи-Арман Шевалье де Конан (род. 1778) был аудитором Государственного совета; префектом он стал в эпоху Реставрации, в 1818 г.

476Примечание Огюста де Сталя: «Встревоженный отсутствием матушки, я оседлал коня и отправился ей навстречу, дабы смягчить, насколько можно, горечь той вести, какую ей предстояло узнать, но вслед за ней заблудился среди однообразных вандомских равнин и лишь глубокой ночью по счастливой случайности добрался до ворот замка, где она нашла приют. Я разбудил г-на де Монморанси и, сообщив ему о новых преследованиях, каким полиция подвергла матушку, поскакал в Фоссе, чтобы переправить в надежное место ее бумаги, а г-ну де Монморанси предоставил готовить матушку к новому удару, на нее обрушившемуся».

477Граф де Салаберри (см. примеч. 455), который сопровождал г-жу де Сталь в этой поездке.

478Сталь слегка сдвигает реальную хронологию событий: возвращаясь в Фоссе из замка Конан (где она провела ночь с 26 на 27 сентября), она узнала не об уничтожении книги, а только об аресте набора и отпечатанных листов, а также о том, что ей самой приказано покинуть Францию (даже не в три, а в два дня). Приказ этот, отданный 24 сентября 1810 г., исходил формально от министра полиции Савари, по сути же от самого Наполеона. Именно это «особенное обстоятельство» (слова Савари из его письма к коллеге, министру внутренних дел Монталиве) заставило министра полиции нарушить закон, согласно которому он имел право арестовать тираж только в том случае, если автор отказался выполнить указания цензора, а издатель или типограф отпечатали тираж без разрешения директора Книжного департамента. Решение пустить тираж ОГ под нож и рассыпать набор было принято несколько позже; сама Сталь узнала о нем 3 октября от своего сына Огюста, которому сообщил об этом решении Савари при их свидании (см. примеч. 493).

479Спасением рукописи и корректурных листов занимались в ночь с 26 на 27 сентября 1810 г. Огюст де Сталь и компаньонка г-жи де Сталь Фанни Рендал (см. о ней примеч. 482).

480Г-жа де Сталь надеялась не только на успех среди публики, но и на смягчение своей участи — надежда, иллюзорность которой была очевидна большинству ее друзей. Дело в том, что и в сфере литературы, и в области морали (см. примеч. 470) Сталь в ОГ шла наперекор тем тенденциям, какие насаждал среди своих подданных Наполеон. Особенное раздражение вызывал «антифранцузский» дух ОГ, восхваление иностранных образцов (прежде всего, недавно побежденной Германии), выглядевшее крайне неуместным в ту эпоху, когда, по выражению г-жи Неккер де Соссюр, французский язык во всем мире считался родным для образованного общества, а французских авторов читали и играли на сцене во всех странах, и, следовательно, «говорить с французами нелицеприятно было то же, что говорить истину королям» (ОС. T. 1. P. CXLIX). «Германофильство» г-жи де Сталь выглядело особенно вызывающе в силу ее симпатии к тем немецким мыслителям, которых полицейские донесения квалифицировали как «фанатических поклонников независимости» и «агентов Англии»: Ф. Генца, Фихте, братьев Шлегелей и др. (См.: CS. № 44. Р. 93, 118; CS. № 19. Р. 62–63). Кроме того, в некоторых фрагментах книги легко прочитывались политические антинаполеоновские аллюзии; таковы прежде всего портреты двух тиранов из пьес 3. Вернера: Карла V и Аттилы (ч. 2, гл. 24). Современники остро ощущали этот смысл книги; не случайно именно портрет Аттилы пользовался особенной популярностью сразу после падения Наполеона: он был переиздан отдельной брошюрой в 1814 г., он же оказался первым фрагментом ОГ, в начале июля 1814 г. переведенным на русский язык (см.: Заборов. С. 185–186). Сталь, однако, в 1810 г. была уверена в том, что ОГ переменит ее судьбу к лучшему, и незадолго до катастрофы с арестом тиража написала императору письмо, в котором рекомендовала ему свою книгу о Германии как сочинение, свидетельствующее об уме «зрелом и способном к размышлению», и просила о получасовом свидании, в ходе которого надеялась получить у императора дозволение жить в деревне в окрестностях Парижа (см.: Chateaubriand. Т. 2. Р. 1898–1900).