Жермена де Сталь - Десять лет в изгнании

Вскоре после нашей поездки в монастырь французские власти приказали арестовать тамошнего настоятеля, г-на де Лестранжа, конфисковать все имущество ордена, а монахов выслать из Швейцарии. Не знаю, что ставили в вину г-ну де Лестранжу, однако я убеждена, что ни он сам, ни его монахи, никогда не покидавшие монастыря, не могли быть замешаны в каких бы то ни было мирских делах. Швейцарские власти повсюду разыскивали г-на де Лестранжа; надеюсь, что, к их чести, они постарались его не найти. Впрочем, подневольные чиновники тех держав, что именуются союзницами Франции, неоднократно арестовывали людей, указанных им французскими властями, нимало не заботясь о том, виновны или невинны эти несчастные, которых вознамерился поглотить исполинский Левиафан. У траппистов отобрали их имущество, иначе говоря, их могилы, ибо более они ничем не владели, а орден распустили. Говорят, что некий траппист из Генуи с церковной кафедры отрекся от присяги, принесенной императору, ибо, объявил он, после пленения папы римского 530всякий священник может считать себя свободным от всех прежних клятв. Говорят также, что после этого он был предан суду чрезвычайного военного трибунала и расстрелян. Казалось бы, не стоило карать за проступок одного монаха, наказанного вдобавок так жестоко, целый орден. Спустя несколько времени я узнала, что аббат де Лестранж вместе с несколькими монахами бежал в Россию — единственную страну на континенте, где гонимые еще могли найти приют. Быть может, позже им пришлось отправиться в Азию и таким образом возвратить христианскую религию на Восток, в тот край, что послужил ей колыбелью.

Горными дорогами мы добрались до Веве и решили заехать в Вале, где я никогда не бывала. Вале в ту пору входил в состав Франции, 531поэтому мы остановились в Бе — последнем швейцарском городе. Мы увидели португальскую пехотную бригаду, направлявшуюся из Женевы в Вале; странные вещи творятся в Европе: португальцы, стоящие гарнизоном в Женеве, именем Франции занимают часть Швейцарии! 532

Я любопытствовала увидеть в Вале кретинов, о которых много слышала прежде. 533Это прискорбное вырождение человека достойно самых серьезных размышлений, однако видеть человеческие существа, не вызывающие ничего, кроме отвращения и ужаса, бесконечно тяжело. Впрочем, я заметила, что иные из этих слабоумных выказывают порой известную живость при виде предметов внешнего мира. Поскольку у них вовсе нет памяти, окружающий мир всякий день изумляет их заново; быть может, это свойство дано им в награду за отсутствие прочих способностей. Несколько лет назад одного кретина приговорили к смерти за убийство; по дороге на казнь он, увидев толпу народа и решив, что все эти люди явились его чествовать, заулыбался и приосанился: он желал иметь вид, достойный большого праздника. Можно ли карать такое существо за преступление, пусть даже содеянное его рукой?

В трех лье от Бе с вершины очень высокой горы обрушиваются вниз потоки воды. 534Я предложила своим друзьям взглянуть на этот знаменитый водопад; мы выехали утром, а к обеду уже возвратились назад. По правде говоря, я совсем забыла, что водопад этот расположен в Вале, иначе говоря, на земле Франции, а во Франции мне дозволено находиться только на узкой полоске земли между Коппе и Женевой. Не успела я вернуться домой, как префект выбранил меня за то, что я осмелилась путешествовать по Швейцарии; впрочем, в знак своей величайшей снисходительности он обещал умолчать о преступлении, которое я совершила, ступив на землю Французской империи. 535Я могла бы отвечать словами из басни Лафонтена:

но я просто повинилась в рассеянности, по причине которой отправилась смотреть на швейцарский водопад, забыв, что он расположен во Франции.

Эти постоянные придирки к самым незначительным поступкам отравляли мне жизнь, а развлечь себя литературными занятиями я не могла, ибо мысль об участи, постигшей мою последнюю книгу, и уверенность в том, что мне ничего не дадут опубликовать и впредь, совершенно истощали мой ум, чахнущий без соревнования. Тем не менее я все еще никак не могла решиться навсегда покинуть французский берег, отчий дом и друзей, по-прежнему хранивших мне верность. Каждый день я просыпалась с намерением уехать и каждый день находила предлоги для того, чтобы остаться. Один Бог знает, что я испытала, когда душе моей нанесли последний удар!

Г-н де Монморанси провел несколько дней в Копие. Властелин огромной империи творит зло с такой мелочностью и такой расчетливостью, что тот самый курьер, который привез в Париж весть о прибытии г-на де Монморанси ко мне, возвратился в Копие с приказом о высылке моего друга. Радость императора была бы неполной, не получи г-н де Монморанси письмо министра, содержащее этот приказ, в моем доме и не назови министр причиной ссылки не кого иного, как меня. Г-н де Монморанси всеми возможными способами пытался смягчить эту весть, однако — сообщаю об этом императору, и пусть он порадуется своей удаче — я стенала от боли, думая о беде, которую я навлекла на своего великодушного друга, и никогда еще за многие годы мое измученное сердце не было так близко к отчаянию. 537Я не знала, чем заглушить мучительные мысли; терзавшая меня тоска была так сильна, что, пытаясь заглушить ее, я даже прибегла к опию. Г-н де Монморанси, сохранявший спокойствие и уповавший на Господа, призывал меня последовать его примеру, однако он мог гордиться той самоотверженностью, какую выказал, поддержав меня, я же винила себя в ужасных последствиях этой самоотверженности, разлучившей его с семьей и друзьями. Я постоянно возносила к Богу молитвы, однако боль не отпускала меня ни на мгновение; жизнь моя сделалась сплошной мукой.

В этом-то состоянии я получила письмо от г-жи Рекамье — красавицы, которой поклоняется вся Европа и которая никогда не оставляет друзей в беде. Она сообщила мне, что едет на воды в Савойю, в Экс 538и намерена провести два дня в Копие. Я содрогнулась при мысли о том, что и ее может постигнуть участь Матье. Каким бы невероятным это ни казалось, от человека, питающего ненависть столь варварскую и одновременно столь мелочную, можно было ожидать любой жестокости, поэтому я послала навстречу г-же Рекамье курьера с письмом, в котором умоляла эту великодушную женщину не останавливаться у меня. 539Какая мука — знать, что она, нежно мною любимая, неустанно утешавшая меня с величайшим благородством и величайшей тонкостью, находится совсем неподалеку, и не иметь возможности обнять ее, быть может, в последний раз в жизни! Все же я заклинала ее внять моим мольбам; она не согласилась, она не смогла проехать мимо моего дома, не проведя со мною хотя бы несколько часов, а я, встречая ее на пороге замка, где каждое ее появление всегда становилось праздником, не могла сдержать слез.