Юрий Кобаладзе - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Здесь не место обсуждать ограничения в деятельности УСО, как навязанные извне, так и таившиеся в его слабости. Об этих проблемах я упоминаю лишь затем, чтобы показать, какие сомнения одолевали меня после назначения преподавателем в Бьюли. Это в какой-то мере объясняет, почему, несмотря на наличие хороших коллег, которых я встретил в школе, мое пребывание там не приносило мне почти никакого удовлетворения. Личные недостатки и вынужденное забвение моих главных интересов значительно содействовали неудачному состоянию моих дел. При всяком удобном случае я уезжал в Лондон, обычно под предлогом посещения Уоберна для переговоров по техническим вопросам. Но этого было недостаточно. Не удивительно, что мой счет в столовой был намного выше, чем у остальных.

Как я уже сказал, эта неудовлетворенность никоим образом не была связана с моими коллегами в Бьюли. С ними мне как раз повезло. Начальник школы Джон Манн, молодой полковник, не принадлежал ни к службистам, ни к сверхскрытным, ни просто к глупцам. Это был здравомыслящий офицер. Он не рявкал на подчиненных, но и не проповедовал йогу. Благодаря личному авторитету Джон Манн сумел сплотить довольно пестрый состав сотрудников. С ними он обращался как старший, а к начальству относился хотя и лояльно, но критически. Начальником штаба у него был пожилой мужчина, который служил еще в первую мировую войну. Он любил говорить, что был конспиратором до мозга костей, но похоже, что мозгов у него было маловато. Впрочем, он лишь изредка докучал нам и к тому же неплохо играл на рояле.

Старший преподаватель Билл Брукер был яркой фигурой и впоследствии сделал блестящую карьеру в филиале школы, открытом в Канаде. Он был динамичен, умел подать товар лицом, обладал неистощимым запасом острот и анекдотов, в том числе знал серию анекдотов на великолепном марсельском арго. Насколько мне известно, у него не было опыта подпольной работы, однако стоило ему немного изучить дело, как он мог говорить со слушателями так, будто ничем другим, кроме этого, и не занимался. Жалкое подобие Брукера, его помощник представлялся как торговец москательными товарами. Как я выяснил, это считалось самой почетной профессией в Сити.

Работал в школе и бывший сотрудник фирмы «Веджвуд», производившей фаянсовые изделия. Бледный, с диким взглядом, он обычно нарушал долгое молчание неожиданными и уничтожающими репликами. Был также Тревор-Уилсон. Позже он стал известен как знаток французского и китайского языков и оказался бесценным сотрудником в Ханое. Из Бьюли он частенько ездил в Саутгемптон по личным делам, а когда его спрашивали об этом, пошловато улыбался, но ничего на рассказывал. Однажды ему отказали в служебном транспорте для такой поездки и он прошагал пешком весь путь туда и обратно — 15 или 20 миль. Более самоотверженного проявления галантности я не встречал. Резкой противоположностью Тревор-Уилсону был один букменист [33] Фрэнк Натан Дэниел Букмен — американский евангелист и миссионер, основатель оксфордской группы. В 1939 году он проводил широкую кампанию за моральное разоружение Великобритании. , который, к несчастью, избрал меня в собеседники. Однажды он изложил мне свои взгляды на половые отношения, и я сказал, что мне жаль его жену. После этого мы встречались лишь за пинг-понгом, в который он играл с такой ловкостью, что я невольно вспоминал о происхождении человека от обезьяны.

Другим, кто добился наибольшего общественного признания после войны, следует назвать Харди Эймиза — он стал личным модельером королевы. Эймиз был первым и единственным человеком этой профессии, с которым мне довелось столкнуться. Он выделялся своей большой и элегантной зеленой пилоткой, какие носили офицеры разведывательной службы вооруженных сил. Душой всего коллектива был Пол Ден. Никто лучше его не умел разогнать тоску и всех развлечь. Он доказал, что глубокие воды не обязательно должны быть спокойными. В глубине души это был серьезный человек, добрый, щедрый и романтик. Внешне же он кипел и бурлил, как горный поток. Его дурачества за пианино помогали сотрудникам школы коротать длинные летние вечера. Я до сих пор помню то, что он изображал. Он утверждал, что слышал в Манчестере на автобусной остановке такой разговор. Один процветающий бакалейщик говорит другому процветающему бакалейщику: «Ох, и задница же мне попалась вчера.

Ах, хороша… Прямо бархатный ларь!» Ден не часто бывал в нашей столовой, так как был связным между школой и заведением на Бейкер-стрит. Одной из главных его обязанностей было добывать у руководства материалы, которые могли пригодиться преподавательскому составу. Поскольку эти потребности на той ранней стадии не имели границ, Дену предоставлялось довольно широкое поле деятельности. Я страшно завидовал ему, так как его работа устроила бы меня гораздо больше моей.

От коллег меня отличало то, что только я имел опыт тайной работы. Никому из них тогда и в голову не приходило понижать голос, проходя мимо полицейского. Однако последующий опыт работы убедил меня, что в той ситуации подбор неопытных преподавателей оказался мудрым. Опытных работников секретной службы не хватало. Практически их можно было получить только из СИС. И конечно, если бы обратились к СИС и попросили выделить инструкторов, то СИС, следуя проверенной временем практике, просто избавилась бы от собственных никчемных работников (если даже таковыми можно было тогда пожертвовать). Страшно подумать, что случилось бы со слушателями, если бы они попали в руки подобных людей. Надо сказать, что преподаватели хотя и отличались более чем посредственным интеллектом и воображением, но в сравнении с ними некоторые бывалые разведчики выглядели бы вообще слабоумными. Это подтвердил и опыт. УСО много критиковали за планирование работы и за отдельные операции, за недостаточное сохранение тайны, но нападок на его учебные заведения было сравнительно мало.

И во-вторых, я отличался от коллег в Бьюли костюмом, а они все носили военную форму. Питерс и Габбинс не раз поговаривали, что было бы желательно и мне вступить в армию. Но, как я уже сказал, я считал, что такой шаг может серьезно ограничить свободу моего передвижения, не предоставив взамен никаких преимуществ. Я пришел к выводу, что для сохранения моего необычного статуса лучше всего не соглашаться и не отказываться. Постепенно ввиду моего полного безразличия об этом забыли. Позже, задолго до конца войны, я понял, насколько удачным было мое решение. Мне не мешали ни мечты о продвижении по службе, ни зависть сослуживцев, и ко мне никогда не придирались старшие офицеры других служб.

Разница между Бьюли и Брикендонбери заключалась в том, что в Бьюли действительно учили людей. Школа стала настоящим учебным заведением. Там, например, занималась группа норвежцев, которые проявили замечательные способности к диверсионным операциям. Так, во время одного ночного учения, всего после нескольких недель подготовки, эта группа сумела в полном составе добраться до намеченной цели в верхнем этаже одного дома. Норвежцы прошли густую рощу, усеянную сигнальными устройствами и ловушками, которые расставил старший лесничий в Сэндрингеме [34] Один из тысяч добровольцев, помогавших нам в Великобритании. Он был придан нам как инструктор по диверсионным операциям. , и, незамеченные, миновали сад, усердно патрулируемый инструкторами. Я сам находился в патруле и мог поклясться, что ни один человек не проходил.