Юрий Кобаладзе - Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Я не сомневался, что руководство учебных заведений отпустит меня, когда я захочу. Я знал, что лектор из меня получится никудышный. Дело в том, что с четырехлетнего возраста у меня появилось заикание, иногда я мог с ним справиться, иногда нет. Кроме того, меня мучили сомнения относительно содержания моего лекционного курса. Перспектива говорить о политической подрывной деятельности меня не пугала. В Англии в то время было мало людей, которые сколько-нибудь разбирались в этом деле, а я все же имел небольшой опыт в этой области. Беспокоило меня крайне поверхностное знакомство с методами пропаганды. Правда, мне приходилось сочинять листовки, но я понятия не имел о том, как они печатаются.

До сбора в Бьюли еще оставалось некоторое время, и я решил восполнить пробелы в моих знаниях. Я старался как можно чаще посещать Уобёрн-Эбби, где всегда вялый Липер председательствовал на заседаниях сотрудников «черной пропаганды» в Управлении политической войны. (Встретив Липера четыре с лишним года спустя, я обнаружил, что он мало изменился. Это произошло летом 1945 г. Он вяло бил мух в английском посольстве в Афинах, когда Греция уже начинала бурлить.) Но я с удивлением заметил, что Липер способен раздражаться. Поговаривали, что у него были частые стычки с доктором Дальтоном и что добрейший доктор не раз огорчался по этому поводу, что подтверждается и в мемуарах самого Дальтона.

Если новая Бейкер-стрит стала вотчиной дельцов банковского дела, большого бизнеса и юстиции, то Уоберн осаждали работники рекламы. За пределами убежища самого Липера это учреждение напоминало филиал рекламной фирмы. Были, конечно, исключения, такие как Дик Кроссмен, Кон О’Нейл, Сефтон Делмер и Валентайн Уильямс. Но похоже было, что большинство сотрудников имели опыт, в котором я так нуждался.

Сначала они отнеслись ко мне несколько сдержанно. Как и во всех учреждениях, особенно новых, в Уоберне остерегались посторонних. Вскоре, однако, убедившись в моем искреннем желании их узнать и готовности принимать их советы, они изменили ко мне отношение. Стало ясно, что тайные агенты в Европе будут заниматься пропагандой, хотим мы этого или нет. А раз так, то в Уобёр-не, организации, ответственной за «черную пропаганду», правильно поступали, разрешив мне просунуть ногу в дверь в качестве полезного им инструктора. После нескольких визитов я удостоился чести позавтракать с Липером. Присутствовавший на завтраке Валентайн Уильямс предложил подвезти меня в Лондон в служебном «роллс-ройсе». Я хотел поболтать с ним хотя бы о Хромоногом [30] Главное действующее лицо серии шпионских романов, написанных Валентайном Уильямсом. , однако после хорошего завтрака он всю дорогу проспал.

В то время я занимался также и другой, пожалуй, более важной областью исследований. Преподавать агентам методы пропаганды — дело хорошее, но не менее важно содержание пропаганды. Рано или поздно агенты начнут получать конкретные задания, и необходимо заранее подготовить их к тому, какие задания их ждут. Это требовало определенной политической обработки агентов, с тем чтобы они прибыли на место деятельности, имея хотя бы общее представление о планах английского правительства. В Уоберне же получить ответы на такие вопросы нечего было и надеяться. Липер и его сотрудники сами жаловались на недостаточное политическое руководство из Лондона.

С этой целью я обратился к Хью Гейтсхеду [31] Гейтскел тоже был в Австрии в 1934 году. Он, судя по слухам, встревожился, узнав о женитьбе Филби на «этой молодой коммунистке Алисе Фридман». Похоже, Филби представлялся Гейтскелу «этаким альтруистом левого толка с байроническими воззрениями и путаницей в голове, жаждущим помогать левому движению, не заходя так далеко, как коммунисты». Гейтскел явно недооценил Филби! — Прим. пер. , которого немного знал еще до войны, когда мы обсуждали проблемы Австрии. Не помню сейчас, почему это его интересовало, так же как, уверен, он не знал, почему это интересует меня. В то время, о котором идет речь, Гейтскел был главным личным секретарем у Дальтона и получал все сведения, что называется, из первых рук. Гейтскел поддерживал тесную связь с Глэдвином Джеббом, на которого Дальтон возложит ответственность за Бейкер-стрит. Гейтскел был человек очень занятой, обычно он предлагал встретиться за обедом в дешевом ресторане недалеко от Беркли-сквер. И мы обсуждали мои проблемы за сосисками с картофельным пюре. Иногда после обеда мы шли к Гейтскелу на работу и консультировались с Джеббом или даже с самим Дальтоном. Последний всегда был готов нас принять и угостить виски с содовой (Я уже хвастался тем, что распознал в Габбинсе человека большого масштаба. Справедливости ради должен признать, что в Гейтскеле я никогда не замечал способностей первоклассного лидера «переднескамеечников» [32] На передних скамьях в английском парламенте сидят представители правящей партии. , которые выявились впоследствии.)

В целом результаты этих встреч меня разочаровали. У Дальтона были свои неприятности с Министерством иностранных дел. Тогда, как и теперь, легко было говорить о точке зрения министерства, но на самом деле там уйма народу и немало разных точек зрения. Когда же принимались во внимание все возражения против того или иного курса действий, итог обычно не вызывал восторга. Чаще оказывалось, что англичане просто хотят восстановления статус-кво, существовавшего до Гитлера: возврата к Европе, где будут уютно господствовать Англия и Франция при помощи реакционных правительств, достаточно сильных, чтобы поддерживать порядок среди своих народов и служить «санитарным кордоном» против Советского Союза.

Такая точка зрения, однако, исключала само существование Управления специальных операций, целью которого, говоря словами Черчилля, было зажечь пожар в Европе. А этого нельзя было добиться, призывая народ к сотрудничеству в восстановлении непопулярного и дискредитировавшего себя старого порядка. Невыполнима эта задача была и потому, что настроения данного момента в значительной степени определялись победоносным шествием Гитлера по Европе. УСО могло действовать эффективно, только заранее предусмотрев перелом, который наступит в настроениях в Европе после нескольких лет войны, когда нацистское господство ожесточит людей и заставит взять будущее в свои руки. Эти настроения, без сомнения, должны были стать революционными и покончить с Европой 20-х и 30-х годов.

Дальтон и Гейтскел видели, конечно, противоречия между задачами УСО и точкой зрения Министерства иностранных дел, но им приходилось действовать осторожно, ибо у них самих не было четкой альтернативы. Оба, как добропорядочные социалисты, надеялись, что один из важнейших ключей к решению проблемы находится в руках европейских профсоюзов. Однако было сомнительно, чтобы профсоюзы пошли на такой риск по велению английского правительства, если даже в него входят Эттли, Бевин, Дальтон и другие социалисты. Многим казалось, что Англия военного времени резко отличается от Англии Болдуина и Чемберлена. Но как человек сторонний мог быть уверен, что это не просто другая маска, за которой скрывается предатель Абиссинии, Испании и Чехословакии? Неспособность английских лидеров развернуть настоящую революционную пропаганду только подтверждала это. Англия всю войну страдала из-за отсутствия должного политического руководства. Все организации Сопротивления брали у Англии деньги и снаряжение, но очень немногие прислушивались к голосу Лондона. Организации Сопротивления возникали лишь там, где люди видели собственный путь в будущее, и это не был путь, предусмотренный для них английским правительством. Таким образом, относительный успех Управления специальных операций по части разрушений и запугиваний сопровождался, соответственно, провалом в политической области.