Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Духовского ожидали в Туркестане, как Божью грозу. Туземное население, в массе никакого отношения к Андижанскому восстанию не имевшее, испытало страх и трепет. Все они были виноваты уже одним тем, что они — туземцы.

Весь путь от Ташкентского вокзала до города — около двух верст — разукрашен белыми чалмами. Мужское население Ташкента согнано для встречи нового «полуцаря», и оно шпалерами [338]стоит по сторонам дороги. Дальше, собственно в городе, шпалеры войск.

От вокзала показались казаки со значком. За ними — коляска генерал-губернатора, сопровождаемая казачьим конвоем.

Все туземцы должны были низко склонить свои «виновные» головы в чалмах к земле… А седоусый полуцарь с грозной угрюмостью взирал на них из своей коляски…

После назидательных речей туземцам в Ташкенте Духовской поехал в мятежную Фергану. Население встретило его с коленопреклонением.

— Черное пятно легло на Фергану! — говорил им Духовской. — Безумцы, вы посмели поднять руку на солдат русского царя. Да знаете ли вы, что русский царь, если сочтет нужным, может поставить по батальону солдат в каждый ваш кишлак!

Население было нелицемерно напугано.

Пойманные участники нападения ишана были преданы военному суду.

Обед у генерал-губернатора. Все разговоры о восстании. Толстяк генерал Любавский, председатель военно-окружного суда, старается попасть в тон новому начальству:

— С ними, ваше высокопревосходительство, мы церемониться не станем! В двадцать четыре часа и приговорим, и повесим!

Замкнуто молчаливый, серьезный Н. А. Иванов, новый помощник генерал-губернатора, поднял свои глаза в больших очках.

— Зачем же так торопиться, ваше превосходительство? Если вы не будете так спешить, то из показаний подсудимых, быть может, узнаете и о других виновных.

Любавский, сконфузившись, поспешил поддакнуть:

— Действительно, лучше не спешить.

На Фергану было наложено несколько мер взыскания. Одной из них было высочайшее повеление о том, чтобы на широком расстоянии вдоль пути, по которому двигалась перед нападением на солдат шайка ишана, была уничтожена вся культура: кишлаки, отдельные постройки, сады, поля…

Временно заменивший Духовского Н. А. Иванов не мог смириться с этой мерой, которая губила скромное благосостояние множества совершенно невиновного и не связанного с мятежом населения. Он послал военному министру телеграмму с просьбою о высочайшем докладе — не будет ли угодно государю, в виду докладываемых им соображений, пересмотреть этот вопрос.

Военный министр Куропаткин ответил:

— Если один раз высочайшее повеление состоялось, оно должно быть приведено в исполнение!

Оно и было приведено.

Новый начальник Ладыженский также поднимал престиж русского имени в Ташкенте, не имевшем собственно никакого отношения к восстанию. Он отдал приказ по городу: все туземное население, при проезде его, начальника города, обязано вставать и кланяться; едущие верхом обязывались также немедленно соскакивать с лошадей и отвешивать ему поклон.

Выезжал Ладыженский в пролетке, позади скакали четыре вооруженных казака.

Население было настолько терроризовано усмирительными мерами, что оно и не подумало бы не исполнить приказа. Но меры оповещения о нем населения были совершенно недостаточны. Многие сарты о приказе просто не знали. Это особенно относилось к приезжим из соседних кишлаков, ничего не подозревавшим о «престижной» мере Ладыженского.

Но в выяснение мотивов, почему не отвешен Ладыженскому поклон, никто не входил. Не поклонился кто — казаки подскакивали и избивали его нагайками, — к искреннему непониманию пострадавшего, за что, собственно, его так отхлестали. Конечно, престижу русского имени это отнюдь не содействовало.

Здесь, однако, оказалась на высоте скромная местная печать — маленькая газета «Русский Туркестан». Она вступила в борьбу с этим безобразием. Особенно старался И. И. Гейер, кажется, имевший личные счеты с Ладыженским. Прямо говорить о бесчинстве администрации было, конечно, невозможно, но придумали выход, печатая заметки в таком стиле: «Бесчинство хулиганов. Вчера на такой-то улице, в таком-то часу дня, мирно проходившие сарты подверглись избиению нагайками со стороны каких-то хулиганов. Бесчинство это тем возмутительнее, что оно, по случайности, произошло немедленно по проезде в этом месте начальника города, который, конечно, не мог видеть, что у него происходит за спиной, а потому и не мог принять мер к устранению этого хулиганства».

Ладыженский выходил из себя при появлении подобных заметок, но жаловаться ему было не на что: собственно, о нем ничего плохого не высказывалось.

Вся эта история и возбуждала общественное мнение против мер Ладыженского, и делала его смешным. Под конец Духовской счел нужным запретить Ладыженскому эти расправы, и казаков у него отобрали.

Печать победила.

Чиновники, в мундирах и всех орденах, выстроились в зале канцелярии генерал-губернатора представляться новому начальству. Все трепещут в ожидании, пока их не представит Духовскому начальник его канцелярии. В линии выстроившихся — заведующий местной публичной библиотекой и музеем С. А. Лидский. Дошла очередь и до него. Духовской остановился:

— А как идут у вас в библиотеке дела?

— Плохо, ваше высокопревосходительство!

— Плохо-оо? Почему же?

— Средств отпускают на библиотеку мало, число посетителей библиотеки все уменьшается.

— Уменьшается? Значит, раньше посетителей бывало больше?

— Так точно, ваше высокопревосходительство. Больше!

— А теперь меньше?

— И все уменьшается, ваше высокопревосходительство!

— Гмм… Ну, а сколько лет вы заведуете библиотекой?

— Три года, ваше высокопревосходительство!

Пауза.

— А жалованье — вы получаете?

— Так точно!

— Вот что-с! Я привык к тому, что в библиотеках — вообще в просветительных учреждениях — люди работают бесплатно, идейно. А дела у них все улучшаются… Вы же — на жалованьи, а дела у вас все ухудшаются… Потрудитесь немедленно же подать прошение об отставке!

— Ва-ва-ваше высоко…

Пришлось все-таки Лидскому уйти.

Потом я спрашивал:

— Для чего вы, Семен Александрович, так сгустили краски. Ведь посетители у вас вовсе не уменьшаются?

— Да я хотел его разжалобить. Думал, если сошлюсь на недостаток средств, он прикажет их увеличить…

Ташкентская публичная библиотека была недурна. В ней между прочим был богатый библиографический отдел о Туркестане, в виде сборника Межова, еще тогда заключавшего в себе свыше ста томов [339]. Впоследствии эта библиотека перешла, уже во время большевизма, в собственность Туркестанского университета. При библиотеке был музей, скромный, но тогда единственный в Туркестане. Впрочем, в нем недурен был этнографический отдел. Оба учреждения состояли при канцелярии генерал-губернатора.