Всеволод Стратонов - По волнам жизни. Том 1

Среди других офицеров Генерального штаба Н. Н. выделялся серьезностью. Не бывало слышно об его участии в их попойках и т. п. В то же время он проявлял, что было среди них вовсе редкостью, интерес к науке. Он был, например, деятельным членом правления Туркестанского географического общества.

В Ташкенте же он женился на вдове Александре Николаевне Сычовой, рожденной Жемчужниковой. В семье ее брата Н. Н. Жемчужникова часто устраивались для близкого кружка, в который входили оба Юденича и мы с женой, обеды. В таких случаях Н. Н. бывал приятным и веселым собеседником, но в то же время сдержанным. Как будто он всегда следил за собой и боялся, что скажет слишком много или вообще в чем-либо себя проявит.

Затем Юденичи переехали в Польшу, где Н. Н. командовал полком.

Через некоторое число лет мы снова встретились с Юденичами в Тифлисе. Он был назначен старшим помощником начальника штаба, следовательно, занял в военном мире видное положение. В нем военные заискивали.

Мы бывали у Юденичей на их журфиксах [343]. Собиралось много молодежи, преимущественно Генерального штаба. Эти гости сильно лебезили перед хозяевами. Сам Н. Н. старался быть простым и любезным хозяином, не считавшимся ни с чинами, ни с положением своих гостей. Все же казалось, что эти вечера хозяев, особенно А. Н., тяготят. Под конец нам стало противным наблюдать эту картину подлипальничества военной молодежи перед хозяевами, и мы перестали посещать журфиксы Юденичей.

В ту же пору у самих Юденичей возникли шероховатости с начальством. Жена наместника, графиня Елизавета Андреевна Воронцова-Дашкова бывала всегда подчеркнуто любезна и с грузинской аристократией, и с армянскими купчихами, но проявляла некоторое пренебрежение к русскому служилому люду и их дамам. По-видимому, на этой почве что-то и вышло с Юденичами.

Оба они, особенно А. Н., с тоскливыми лицами появлялись на короткий срок на приемах у графини В.-Д., но мы видели их веселые лица, когда они выходили из дворца. У нас, русских, обязанных по службе посещать приемы жены наместника, такое настроение бывало, впрочем, явлением нормальным.

Неприязнь графини Воронцовой-Дашковой к Юденичам, по-видимому, отразилась впоследствии даже на ходе военных действий во время Великой войны. Сначала фронтом против турок командовал генерал Берхман, начальник штаба на Кавказе. Но он неудачно захотел затмить славу Суворова, погнавши войска со стремительной скоростью, но и с большими и напрасными потерями вперед. Кончилось катастрофой. После этого командование фронтом фактически перешло к Юденичу, юридически же главнокомандующим являлся престарелый граф Воронцов-Дашков. Ходившая по России молва гласила, что графиня Воронцова-Дашкова вмешивалась, благодаря своему влиянию на слабовольного графа, в военные операции, нарушая этим стратегические планы Юденича. Она будто бы заставляла жертвовать общим планом кампании, чтобы защищать пользовавшееся ее симпатией армянское население от турок в местах, где происходили военные действия. Так ли это было на самом деле, покажет история войны.

От Н. Н. Юденича я несколько отдалился ввиду его чрезмерной осторожности при моем конфликте с неким Филипишиным.

Это был весьма сомнительный тип, появившийся на рубеже века в Ташкенте. Он был офицером австрийской армии, военным инженером; по происхождению же это был галичанин. Филипишин бежал в Россию, захватив с собою, как говорили, секретные планы крепости Перемышля. Молва гласила, будто с его стороны это было бескорыстным предательством, сделанным ради прекрасных глазок России. Вероятно, он сам пустил о себе такую легенду.

Беглеца откомандировали в Ташкент. Здесь его прикомандировали к военно-топографическому отделу, где мы с ним таким способом как бы стали сослуживцами. Впечатление Филипишин на всех производил довольно отрицательное, и мало верилось в его идеалистические побуждения.

Позже Филипишин устроился лучше: был назначен помощником областного инженера в Ферганскую область. Сначала на новом месте дела его шли благополучно, но затем в техническом отделении областного правления были обнаружены злоупотребления. Несколько человек, в их числе и Филипишин, были преданы суду судебной палаты, и Филипишин был приговорен к четырем годам тюрьмы.

Он был подавлен этим приговором. Поехал в Петербург хлопотать. Говорил, что выждет проезда государя, прорвет полицейский кордон, бросится на колена перед царем и будет просить о помиловании. Однако этого не сделал.

Через несколько лет внезапно я его встретил в Тифлисе. Он теперь оказался членом редакции органа «Союза русского народа» — «Голоса Кавказа» [344], ультрапатриотической бутербродной [345]газетки, питавшейся, между прочим, ежемесячными подачками из канцелярии наместника, в которой я занимал должность вице-директора.

В эту пору произошло убийство несколькими лицами из грузинского духовенства экзарха Грузии архиепископа Никона [346]. Акт был явно антирусский, и вдруг встал остро вопрос об «истинных русских чувствах». Измену стали искать повсюду, в том числе и среди чисто русских. Появились добровольные сыщики, и во главе их стал «Союз русского народа» со своим печатным органом. Редакция «Голоса Кавказа», помещавшаяся на Головинском проспекте, вывесила, между прочим, над своим помещением черный флаг.

Прошло две-три недели. Как-то случайно встретились на Головинском проспекте, против «Голоса Кавказа», три старых туркестанца: Юденич, Филипишин и я. Обменялись несколькими незначительными фразами, говорить всем троим вместе было не о чем, и я как-то машинально, повернувшись в сторону редакции, произнес:

— Флаг у вас еще висит…

Через несколько дней стали вдруг с разных сторон поступать ко мне сведения, что из редакции газеты исходят по городу такие разговоры:

— Вот, мол, какова наша русская администрация на Кавказе: вице-директор канцелярии наместника его величества на Кавказе позволил себе открыто глумиться на улице над тем, что редакция «Голоса Кавказа» вывесила черный флаг по поводу убиения экзарха Никона.

По создавшейся тогда политической обстановке подобные слухи были опасны [347].

Мой шеф, директор канцелярии Н. Л. Петерсон, посоветовал, чтобы я ему написал по этому поводу официальное письмо с изложением, как происходило дело в действительности, а он передаст это письмо наместнику. При этом Петерсон настаивал, чтобы я сослался на Юденича как на присутствовавшего при разговоре.

К моему удивлению, Н. Н., хотя и признал клеветнический характер выпада Филипишина, но хотел отклонить ссылку на него. Больше всего он боялся, как бы не попасть свидетелем в суд. Под конец он согласился на ссылку на него только наместнику.