Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

Неофициальная версия — закупиться разнообразным товаром для «Стойла…» с последующей продажей и пополнением имажинистской кассы.

Дружеская версия — соблазнили Персией: «Серёжа, что ты киснешь в Москве? Стихи не идут, а надо, чтобы шли. Увидишь Персию — напишешь такое, что никому не снилось».

Вроде кивнул: хорошо, еду, а то Изадора совсем укатает.

Несмотря на подаренные золотые часы (которые Есенин безо всякого повода демонстрировал знакомым и незнакомым), его отношения со временем оставались своеобразными, есенинскими. Это не он должен был поспевать за временем, а время должно было его дожидаться. Доставая часы, на стрелки он не смотрел, не имел такой привычки. Разве что золотой крышкой солнышко ловил.

На свой поезд Есенин опоздал: салон-вагон уехал без него.

Собрался уже вернуться на Пречистенку, допивать своё недопитое и не двигаться с места, но Мариенгоф и Кусиков вцепились в него железной хваткой: всё равно езжай. Нагоняй поезд.

Принудили, в конце концов, уехать.

Спустя неделю Есенин пишет Мариенгофу: «Чёрт бы тебя побрал за то, что ты меня вляпал во всю эту историю».

Купе ему досталось дрянное, вытрясло всю душу. В Ростове-на-Дону — слякоть и несусветная грязь.

Явился к Нине Грацианской — той самой, неземной красоты — в дом её родителей на Никольской.

Она, конечно, обрадовалась — но и только: гармонист и пролетарский поэт Вася Казин, которого Есенин в своё время пытался направить к ней сватом, сделал ей официальное предложение и добился взаимности на всех уровнях — и у неё самой, и у её родителей.

Дойдёт до того, что Казин обратился к наркому Куйбышеву с просьбой вернуть отцу Нины, врачу-венерологу Осипу Гербстману, его частную клинику. И вернут! Вот сколько весили тогда просьбы молодых, но многообещающих (а Казин был самым многообещающим) пролетарских поэтов.

Есенину тут ожидать было совершенно нечего; переночевав у Гербстманов, поцеловав Нину в гладкую ароматную щёку и мысленно обозвав Васю пролетарским прохиндеем, он покатил дальше, на Тифлис.

Нина запомнит и запишет потом, что у Есенина был совершенный разлад в личной жизни.

Вместо персидских стихов ему приходит в голову совсем другая идея.

Написать ещё одну драматическую поэму.

В прошлую поездку в направлении Ростова-на-Дону он сочинил едва ли не половину «Пугачёва»; может, и в этот раз поэтический фарт сложится? Даже название придумал — «Страна негодяев».

Есенинскому настроению такой взгляд на родное отечество соответствовал.

Главными действующими лицами поэмы изначально должны были стать Ленин и Махно.

Заявка!

Признавая огромность Ленина, поэт, кажется, хотел посредством поэмы прокричать вождю свою, крестьянскую, разгульную, анархистскую правду. И на роль ретранслятора этой правды предназначался Махно.

Впервые явившие себя в «маленькой поэме» 1919 года «Кобыльи корабли» сложные, никак не однозначные чувства Есенина по отношению к большевизму достигнут наивысшего развития именно в этой поэме.

Если с женщинами разобраться невозможно, то хотя бы родине все счета выложить.

Догнав наконец Коробова, Есенин по неизвестной причине разругался с ним вдрызг.

Разбушевавшись, Есенин последовательно перебьёт все стёкла в салон-вагоне, который так долго служил ему приютом и рабочим кабинетом, и будет наутро спроважен Коробовым обратно.

Это первая есенинская выходка подобного толка; впоследствии их будет очень много.

С Персией повстречаться не удалось. Работа над поэмой застопорилась.

К 9 февраля Есенин уже был в Москве.

Ещё в пути поймал себя на мысли, что соскучился по Айседоре.

Хочет её видеть. Быть с ней.

«Она имеет надо мной дьявольскую власть!» — горько признается одной знакомой в том феврале.

Айседора без Есенина впала в депрессию, несколько дней ничего не ела, Шнейдер её выхаживал, еле заставил подняться на ноги и приняться за дела.

Возвращение Есенина, вызвавшее у Дункан невиданный восторг, совпало с её отъездом в Петроград.

Есенин поёживался от грусти — опять одному оставаться. Толя весь растворился в своей жизни с Никритиной, толку от него мало; «Страна негодяев» не пишется. Чем себя занять? — Нечем.

Отправился провожать Изадору на Николаевский вокзал.

Пока ждали поезда, Айседора чертила для Есенина на листке роль хора в древнегреческом театре.

Казалось бы, к чему? Она была умная женщина.

По центру нарисовала кружок, написала под ним «Поэт» и провела множество линий от кружка к зрителям.

— Мы будем выступать вместе, — сказала Есенину. — Ты заменишь древнегреческий хор.

Есенин просиял.

Выяснилось, что поезд задерживается до двух часов ночи; но Айседора только обрадовалась: лишние два часа с её ангелом.

Видя его в отличном настроении, шепнула Шнейдеру:

— Уговорите Езенин ехать вместе в Петроград.

Но Шнейдер и так видел, что Есенин в отличном настроении.

— Не надо его уговаривать, — сказал громко. — Сергей Александрович, едемте?

Тот радостно согласился.

Сразу стало шумно и задорно. Айседора вдруг явила свой новый талант — карикатуриста, начав рисовать ловкие и смешные шаржи на всех подряд и на Серёжу, конечно, тоже. Он хохотал больше всех.

Наконец прибыл поезд.

В Петрограде заселились в гостинице «Англетер».

Во всём этом будто бы имеется дешёвая мистика. Но мистики никакой нет — так, обычная жизнь, она иногда, под настроение, рифмует.

Гостиница была ледяной. Комната едва прогревалась до пяти градусов.

Шнейдер пожаловался директору. Их переселили. В новом номере оказалось немногим теплее.

Гуляя по Невскому, зашли в комиссионный, увидели там высокую электропечь, стоила она миллион рублей. Обесцененные нули никого не должны пугать: Есенин только что продал в Государственное издательство «Пугачёва» за десять миллионов и столько же переправил в Вытегру Клюеву, жаловавшемуся в письме, что совсем обнищал.

И вот уже электропечь греет их номер, причём весьма успешно.

Шнейдер вспоминает, что Есенин, погревшись у электропечи, вдруг ушёл и вернулся через какое-то время с массивной наполовину нефритовой, наполовину металлической чернильницей, купленной в той же комиссионке.

Сразу постеснялся, а в гостинице поразмыслил и понял, что жить без неё не может.

Чернильница эта — из того же разряда, что цилиндры, трости. Она как бы приближала Есенина к Пушкину, к вечности.

Улицы имени имажинистов — из того же смыслового ряда.

Дункан весьма скоро поняла: лучший способ держать Сергея при себе — это не целовать его каждую минуту и даже не привечать его разномастных и шумных друзей, нет.

А поставить его в центр вместо целого хора и провести от него линии к тысячам и тысячам зрителей, слушателей, почитателей.