Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

Это был удивительный план. Начали подготовку к выступлению.

Выбор площадки был очевиден: брат Айседоры Раймонд Дункан был хозяином небольшого театра.

Сразу предупредил сестру:

— Айседора, одно условие: твой Есенин должен быть трезв.

— Я знаю, Раймонд, я знаю, прекрати. Посмотри на него! Посмотри, как он волнуется! Он не будет пить до самого выступления. Он принесёт театру успех. Ты останешься доволен.

Договорились с артистами театра «Комеди Франсез», что они будут читать стихи Есенина по-французски.

Вечер состоялся 13 мая.

Зал был полон.

Минимум три четверти публики — французы. Замечательно, что явилось заметное количество местных американцев: антиреклама, которую Есенину устроили в американской прессе, всё-таки сыграла свою роль. Его запомнили даже эти, максимально далёкие от поэзии, господа. Впору было возвращаться в Америку с чтениями.

Самую малую часть публики составляли русские.

Каждое появление Есенина на публике в Париже и в Берлине отражено сразу в нескольких источниках: видно, что плюс-минус одни и те же люди перемещались с вечера на вечер. Но это майское выступление из числа известных эмигрантов посетил и рассказал о нём только писатель Михаил Осоргин.

Объяснения просты: объявления печатали только на французском, билеты стоили дорого. Официанты, таксисты и русскоговорящие рабочие французских заводов попасть сюда имели мало шансов.

Французы традиционно сдержанны в проявлении своих чувств, но даже учитывая это, можно признать: вечер прошёл успешно.

Одет Есенин был в очень шедший ему светло-серый двубортный костюм с мягким воротником и белые гетры.

Осоргин пишет: «Я увидел не мечтательного юношу, неистово жестикулирующего, декламируя свои стихи на уютной сцене театра Раймонда Дункана, а подлинного скифа в стеснительном костюме парижского бульвардье».

Есенин был кристально трезв, очень спокоен, немного говорил о себе, ругал США, вызвав тем самым тоскливое подмыкивание у части американской публики и скрытое удовлетворение французских слушателей; отлично прочитал «Исповедь хулигана» и несколько стихотворений.

С излишней, может быть, аффектацией выступали французские артисты; но и это собравшиеся оценили более чем благосклонно.

История сохранила имя главной выступавшей: Луиза Лара из «Комеди Франсез» — седая, в годах, актриса.

В газетах потом писали: «Пафос молодого поэта, представшего в светлом ареоле русых кудрей, с лицом, достойным кисти Рафаэля, произвёл прекрасное впечатление на аудиторию».

В числе слушателей была французская писательница Жизель Валлери. Впечатления её были столь сильны, что сразу после есенинского вечера она написала стихи «Муж танцовщицы» — надо сказать, отличные.

В ближайшем номере газеты «Комедия» («Comoedia», № 3806 от 19 мая) стихи были опубликованы.

Жизель определённо влюбилась в русского варвара.

После вечера был приём в доме Айседоры: французские артисты, поэты, ценители искусств — и ни одного русского.

Есенин был солнечный, весенний, ясный. Его обожали.

В конце мая в «Русском книгоиздательстве в Париже J. Povolozky & С°» вышло повторное издание сборника «Исповедь хулигана» на французском языке.

Одновременно в первом номере только что начавшего выходить в Гренобле журнала «Тентэтив» («Tentative») был опубликован французский перевод стихотворения «Разбуди меня завтра рано…». Стихи сопровождали иллюстрации художника Жоржа Жимеля.

Франция оказалась самой приветливой к нему как к поэту; а что не столь приветливы были управляющие гостиницами, так на то были веские причины.

Денег у них по-прежнему было совсем чуть-чуть.

Мэри Дести вспоминает, что однажды в мае целую неделю Сергей и Айседора питались на деньги их кухарки, кормившей великую пару в долг.

Когда прибылям поступать неоткуда, сразу повсюду обнаруживаются жуткие прорехи, которые нечем латать.

Отовсюду повылезали кредиторы. Вдруг выяснилось, что, уезжая в Америку, Айседора забыла оплатить работу портного, одевавшего Есенина; в другом месте её Серьожа набрал мужской косметики — и там тоже висел навязчивый счёт на круглую сумму; даже водителю, доставившему их в Париж в финальной части долгой дороги из Берлина, ещё не покрыли трудовые расходы.

На 27 мая Айседора назначила своё выступление во дворце Трокадеро.

Импресарио она так и не нашла, и всем занимались её брат Раймонд и секретарь Джо Милуорд.

В самом начале выступления Дункан объявила со сцены:

— Меня называют большевичкой. Но я была в России и не знаю, что такое большевизм. Ленин — идеалист. Он строит новую жизнь — то, к чему и я давно стремлюсь.

Опыт большевистской агитации в США, закончившийся лишением гражданства, научил её многому. Продолжение этой темы во Франции, хотя и в смягчённом варианте, объясняется просто: Дункан всё сильнее верила в то, что говорила, и Есенин её никогда не переубеждал.

После концерта дома у Айседоры снова состоялась вечеринка.

В этот раз чествовали не Есенина, а Дункан, поэтому он принял лишнего и, к удовольствию Айседоры, скоро ушёл спать.

Дело было за полночь; на пианино играли сонату Бетховена, когда вдруг на лестнице второго этажа объявился всклокоченный и остервенелый Есенин.