Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

Аэроплан надо было приземлять — это раз. А два — не изменяя себе, разрастаться в глазах и Воронского, и советских вождей до уровня Маяковского, ревность к которому Есенин испытывал всё сильнее.

Есенину пришла пора легализоваться, причём сразу на самых веских основаниях — не в качестве почти случайного «попутчика», как Троцкий называл литераторов, симпатизирующих большевикам, но большевиками не являющихся, а в качестве полноценного товарища, напарника.

У Есенина, наконец, вышел сборник избранных стихов в Госиздате. Характерно, что он не включил туда ключевые имажинистские «маленькие поэмы» — «Кобыльи корабли», «Исповедь хулигана» и «Сорокоуст». Появление книги в главном издательстве страны априори возвышало Есенина над друзьями-имажинистами, «проверку» Госиздатом не прошедшими.

В советской прессе, не считая «Правды», его уже время от времени именовали без пяти минут «классиком».

Но какой он «классик» с этим смехотворным аэропланом и с подобными фельетонами?

В конце августа Есенин приходит в редакцию «Красной нови» — знакомиться с главным редактором.

Невысокий, не по годам седой человек в пенсне и чёрной косоворотке — Воронский. Очень умный, очень наблюдательный, пристально вглядывающийся в Есенина.

Он тщательно собирался на эту встречу; все мемуаристы отметят его внешний вид: лайковые перчатки (в августе!), трость и светло-серое лёгкое пальто, которое Есенин носил на сгибе локтя.

Воронский напишет:

«Есенин рассказал, что он недавно возвратился из-за границы, побывал в Берлине, в Париже и за океаном, но когда я стал допытываться, что же он видел и вынес оттуда, то скоро убедился, что делиться своими впечатлениями он не хочет, или не умеет, или ему не о чем говорить…

Тогда же запомнилась его улыбка. Он то и дело улыбался. Улыбка его была мягкая, блуждающая, неопределённая, рассеянная, „лунная“.

Казался он вежливым, смиренным, спокойным, рассудительным и проникновенно тихим. Говорил Есенин мало, больше слушал и соглашался. Я не заметил в нём никакой рисовки, но в его обличьи теплилось подчиняющее обаяние, покоряющее и покорное, согласное и упорное, размягчённое и твёрдое.

Прощаясь, он заметил:

— Будем работать и дружить. Но имейте в виду: я знаю — вы коммунист. Я — тоже за Советскую власть, но я люблю Русь. Я — по-своему. Намордник я не позволю надеть на себя и петь под дудочку не буду…»

31-го числа по приглашению Воронского Есенин приходит на дружескую вечеринку артели писателей «Круг».

Фотография с вечеринки позволяет увидеть на первом плане его весёлое, чуть вспотевшее, явно не очень трезвое лицо. На фоне остальных суровых советских писателей, в основном пролетарского происхождения, очевидна есенинская привычка вести себя раскрепощённо.

Заручившись поддержкой Воронского, Есенин вышел с предложением создать при артели «Круг» автономную секцию «крестьянских» сочинителей.

С подачи Есенина крестьянских поэтов начнут самым активным образом публиковать в альманахах, выпускаемых «Кругом».

Есенин не оставлял желания структурировать крестьянское направление в поэзии под своим руководством. Он последовательно вёл торг: я приду сам и приведу к вам не самых последних поэтов — и традиционалистов, и модернистов, но вы, наконец, начнёте со мной считаться.

Дункан каждый день слала ему телеграммы: «дарлинг, навеки люблю, твоя Изадора» и всё такое. К ней Есенин точно уже не хотел, но, странное дело, у него никак не хватало решимости оборвать всё разом.

Наконец 29 августа отправил ей ответную телеграмму: «Дорогая Изадора! Я очень занят книжными делами, приехать не могу. Часто вспоминаю тебя со всей моей благодарностью тебе. С Пречистенки я съехал сперва к Колобову, сейчас переезжаю на другую квартиру, которую покупаем вместе с Мариенгофом. Дела мои блестящи. Очень много не ожидал. Был у Троцкого».

С одной стороны, он её благодарит, с другой — прямо сообщает, что съехал, жить с ней не собирается. Одновременно ему хочется, чтобы Дункан за него порадовалась: «дела», «Троцкий» — и вместе с тем оставила его в покое, догадавшись сама, что всё кончено.

Свои отношения с Дункан Есенин обсуждал с Галей и скоро осознал, что теперь самый близкий его человек — она.

Да и живёт он по большей части у неё, на полу.

Он вдруг оказался бездомным поэтом — на то, чтобы снять хорошую квартиру, денег у него не было, несмотря на открывающиеся перспективы.

Ситуацию усугублялась тем, что во время его пребывания за границей в Москву переехала учиться и работать Катя Есенина. Он не просто помогал сестре, а с определённых пор её содержал.

Ведомственное жильё было бы очень кстати.

На мысль о получении квартиры от государства неизбежно наталкивало само проживание у Бениславской: если сотрудникам государственных газет предоставили целый дом, неужели нельзя что-нибудь подыскать первому поэту страны?

Галя и Аня Назарова уже раздумывали, куда обратиться, чтобы мечту сделать явью.

Однажды всплыло имя одного из большевистских вождей — Калинина.

Михаил Иванович Калинин уже тогда воспринимался в народе как добрый дедушка, хотя ему было всего 57 лет. Крестьянин Тверской губернии, впервые арестованный ещё в 1899 году, Калинин всю сознательную жизнь был профессиональным революционером. Неоднократно, хоть всякий раз и ненадолго, попадал в тюрьму, бежал из-под ареста.

Несмотря на свой благообразный и «мягкий» вид, он, безусловно, являлся человеком смелым: участвовал в событиях 1905 года, в Февральскую революцию руководил разоружением охраны и захватом Финляндского вокзала, разрабатывал с Лениным и малым числом соратников Октябрьское восстание — совещания проходили в его квартире.

Калинин был избран председателем ВЦИК после смерти Якова Свердлова в 1919 году. Тогда же Троцкий, в своё время отказавшийся от этой должности (он сказал Ленину, что еврей не может быть главой правительства в России), дал Калинину прозвище «всероссийский староста».

Прозвище прижилось.

О Калинине говорили: помогает людям. К нему действительно очень многие обращались по разным бытовым вопросам.

В сентябре 1922 года на очередной дружеской попойке Есенин познакомился с изучающим советскую жизнь американским журналистом Альбертом Рисом Вильямсом.

Вильямс вспоминал, как Есенин завёл разговор о том, что ему нужна квартира, и тут же объявил, что собирается просить о помощи всероссийского старосту.

Вильямс как раз пытался пробиться к председателю ВЦИК на разговор и знал, что тот уехал в кратковременный отпуск в родную деревню Верхняя Троица Тверской губернии, о чём тут же сказал Есенину. Есенин заявил, что отпуск не помеха, потому что Калинин будет рад увидеть Пушкина сегодняшней России, даже если этот Пушкин не станет дожидаться его в Москве, а явится прямо в деревню.