Захар Прилепин - Есенин: Обещая встречу впереди

Потом Есенин оглядел Вильямса и предложил:

— А поедем вместе! Ты же, Альберт, хотел увидеть Михаила Ивановича Калинина, верно? Вот и едем.

Если бы события не закрутились с такой скоростью, на другой день Есенин мог передумать; но Вильямс был лёгок на подъём и согласился. Есенин тут же взял из кассы «Стойла Пегаса» тысячу рублей, и они направились на вокзал.

Ночью уже были в Твери.

Сняли какую-то комнату — Альберту Есенин предоставил кровать, сам улёгся на полу — ему уже было привычно.

Американец ещё спал, когда Есенин явился откуда-то на разукрашенной тройке — он лихачил.

К полудню прибыли в Верхнюю Троицу.

Спросили: где тут Михаил Иванович проживает? — А вон там.

Калинин лежал под веялкой, привезённой им в подарок селянам, которая на другой день сломалась, и чинил её. В 1890-х он до ареста и высылки четыре года работал токарем на Путиловском заводе, а в 1902-м ещё год — в ревельских железнодорожных мастерских, пока за революционную агитацию не был посажен в петербургскую тюрьму «Кресты».

В общем, дедушка умел не только заниматься большевистской пропагандой, но и работать руками.

При появлении гостей он так и остался под веялкой, из-под которой были видны только его ноги; отлично подготовленный номер «прибытие поэта» оказался несколько скомкан.

Разве что стоявшие вокруг мужики, благоговейно смотревшие на ноги председателя ВЦИК, ненадолго отвлеклись на приехавших — может, тоже из начальства?

Учитывая, что Калинин так и не двинулся с места, стало ясно, что это начальство — пожиже.

Пришлось подождать, пока всероссийский староста закончит свои дела.

Выбравшись, наконец, из-под веялки, Калинин небрежно поздоровался с гостями, никак не отреагировав ни на «поэт Сергей Есенин», ни на «американский журналист Альберт Рис Вильямс», и спустя минуту снова ковырялся в механизме.

Приехал в недельный отпуск, но даже в родной деревне его на третий день уже отыскали какие-то визитёры, да ещё и на тройке, хорошо хоть без цыган.

Покончив с ремонтом, Калинин позвал свою мать: ну-ка, посмотри!

Только когда веялка была опробована, Есенина и Вильямса позвали в дом, к столу.

Подали картошку и отварное мясо.

Сергею и Альберту дали отдельные миски, а сам Калинин с матерью и ещё каким-то родственником ели деревянными ложками из общего чугунка.

Едва мать вышла, Калинин им подмигнул:

— Если не буду есть из общей посуды, мать скажет, что зазнался.

Завязался разговор про веялку и её назначение. Есенин сказал, что механизация уничтожит старый деревенский уклад. Калинин скривился:

— Какая чепуха!

Явился председатель сельсовета; стали вспоминать, как Михаил Иванович давным-давно, сбежав из-под очередного ареста, прятался в родной деревне.

После обеда Калинин и председатель ушли в лес по грибы, а Есенин отправился гулять по деревне.

Его часто угощали вином: всё-таки председатель ВЦИК позвал этого красивого парня обедать — значит, он достойный человек.

Есенин крепко выпил, но оставался на ногах и сначала что-то пел с деревенскими, а потом стал читать им стихи.

Селяне на стихи реагировали добродушно.

Вернулся Калинин, тоже послушал и, к превеликому удивлению Есенина, сначала раз, а потом и второй закончил с ним по памяти какие-то его строчки.

Пренебрежение было начальственной игрой! Недаром Политбюро обязывало виднейших большевиков знакомиться с новинками литературы: всё знали.

А Есенин, должно быть, уже успел подумать, что Троцкий — это да, а у Калинина одни веялки на уме, хоть и свой брат крестьянин.

Захмелевший, Есенин стал общаться с Калининым почти запанибрата, доказывая, что его стихи, вплоть до «Москвы кабацкой», и есть отражение настроений крестьянства.

Калинин был настроен миролюбиво и отвечал Есенину, что печалиться о прошлом и тосковать о насущном дело бессмысленное: надо строить новую деревню.

— А читать стихи в «Стойле Пегаса», идеализируя деревенскую отсталость, — это не выход. Вот бы ты, Сергей, лучше вернулся в деревню и сочинил новые стихи о строительстве и всех изменениях, что ждут крестьян. Это бы принесло пользу и тебе, и твоей поэзии, и России.

Есенин так и не успел найти минуту для разговора про жильё — Калинин сбил с темы, сказав:

— Ты послужи сначала, мил человек, и лучше съезжай из Москвы обратно в своё Константиново. Тогда и будешь крестьянский поэт.

Настроение у Есенина всё равно осталось самым замечательным.

На обратной дороге он похохатывал:

— Альберт, вот послушаюсь я Михаила Ивановича и уеду в деревню. Какие заголовки появятся! «Поэт Есенин оставил город и стал отшельником!»

В Москве Есенин расписал ближайшим товарищам встречу с ещё одним вождём в совершенно неожиданных красках. Появилась версия, что он застал Калинина молотящим рожь. — «Умеешь?» — спросил Есенина Михаил Иванович. — «А то, я ж крестьянский!» В итоге они в два цепа молотили до вечера, отирая пот и поглядывая друг на друга, — два селянина, не забывшие прежних навыков.

Ничего этого не было.

15 сентября Есенина пригласила на день рождения Аня Назарова.

Хотя что значит «пригласила»? Они всё равно жили вместе. С утра сказала: вечером будем праздновать.

Есенин, как всегда, ушёл в «Стойло Пегаса»; там его, как обычно, встретил Иван Приблудный, и они начали выпивать — всё равно скоро на день рождения идти.

Сначала понемногу, потом помногу.

Приблудный — он молодой, держался крепко, а Есенин начал пьянеть и приходить понемногу в то состояние, которое было для него характерно в зарубежных приключениях.

Несколько раз отправлял швейцара на Страстной за цветами для Ани; Приблудный потом рассказывал, что цветов был «целый воз».

Вечерело; давно уже пора было идти к Назаровой и Бениславской, но Есенин дожидался сестру Катю, чтобы передать ей деньги из кассы кафе.

Мог, конечно, оставить их в «Стойле…», как уже не раз делал; но ему хотелось отдать лично.

Решив, что пора уже забрать у кассира причитающуюся ему часть выручки, Есенин из «ложи», где сидел с Приблудным, пошёл с бутылкой пива в руке в сторону кассы. Спустя минуту раздался грохот.

Есенин, скорее всего случайно, толкнул кого-то и облил пивом; на него огрызнулись, он сразу взбеленился: кафе его, а тут кто-то стоит у него на пути. Началась потасовка — в ход пошла сначала бутылка пива, следом Есенин схватил стул…

Полетела посуда.

Буфетчица — ей же за всё это отвечать потом — бросилась на улицу к дежурному дворнику.

У всех дворников тогда были свистки, чтобы сигнализировать о происшествиях. Раздались две трели. Неподалёку оказался участковый надзиратель — не прошло и минуты, как он был уже возле «Стойла…».